— Вы прям с Джеффом зашибенные друзья, да? Ходите вместе, расписываетесь в благодарностях, — мутит меня. — Ты прям ему тот друг, которым для меня никогда не был. Почему? Отвечай, Дик, почему, блять.
Тихонечко дверь приоткрывается и показывается любопытствующая мамина голова:
— Занимаетесь?
— Да мам, — всё что угодно, лишь бы она ушла, и Дик, сука, ответил.
— Тогда не буду мешать, — уходит, закрывая дверь, и Кайзер сразу же отбрасывает и учебник, и черновик, он, по-моему даже не дорешал пример, а так поспешно избавился.
— Что ты ноешь, — усмехается, — «Ты вот ему друг, а мне не друг, а почему ты не мой друг»… Рэнди, ты можешь легко стать мне другом.
Начинается… ты можешь легко не быть Ральфом, а теперь легко быть другом. Ага, это блеф.
— Да? А еще мы можем легко улететь на Луну, — прыскаю со смеху. — Я не буду вестись на твои уловки, не в этот раз, Кайзер.
Дик подсаживается ближе ко мне и шепчет в мое горящее ухо:
— Но это правда, Рэнди. По вечерам мы будем созваниваться, планировать наши выходные, зависать после школы. Я буду с тобой намного чаще, чем с другими, — какой соблазнительный шепот. — Ты можешь быть мне ближе всех, Рэнди… ближе Джеффа, Пита, отца, ближе всех…
Отстраняется и за подбородок поворачивает мое лицо к себе. В этот раз он не тянет время, чтобы меня поцеловать. В этот раз всё длится намного дольше, и я уже сам наклоняю голову и приоткрываю рот, чтобы пропустить нежный язык. Снова вкус сигарет, и это приносит такой кайф, словно я наконец покурил.
Кончик чужого языка щекочет нёбо, и мне становится жарко по-настоящему, а еще такое чувство, будто бы не лечу, но падаю. И когда затылок ударяется о твёрдое, я понимаю, что правда падал. Понимаю, что уже лежу на полу, а этот ублюдок раскручивает меня на полную. Не могу прекратить поцелуй, губы и язык настолько подстроились под ритм, заданный Диком, что никак не могу разорвать это. Поэтому я распахиваю глаза от ужаса и вижу, что Дик свои похоже даже не закрывал. Так близко… и почему мне никто не говорил, что при таком расстоянии, что уже и не расстояние вовсе, глаза человека выглядят как Вселенная.
Наверное, он меня жалеет, когда разрывает поцелуй.
— Уже лучше, — нависает надо мной, — послушно и страстно одновременно, прям как я люблю.
Не хочется корить его за напыщенность, тем более другое интересует:
— Ты не закрываешь глаза, когда целуешься, почему?
— Иногда закрываю, — ложится на меня всем телом, придавливает, затрудняя дыхание.
— Дик, поднимайся, мама может зайти в любую секунду, и… если она увидит…
… то не будет у меня больше матери.
— Она не зайдет, поверь, одного раза после ухода Джеффа достаточно, чтобы следующая проверка состоялась через полчаса. — Да откуда он-то знает? — Примерно. Так что можем продолжать.
Это всё из-за того, что я чувствую тяжесть его тела в полной мере. Это всё из-за того, что трудно дышать, и в голову не поступает кислорода в достаточном для мыслительного процесса объёме. Правда, это всё из-за этого.
И всё же, как же круто целоваться. С удовольствием касаюсь своим языком его, с удовольствием притягиваю Дика ближе, схватив за плечи, в то время как Дик скорее желает несколько отстраниться. Чувствую, как его становится меньше, чувствую отдаление, чувствую, что он снова нависает надо мной. Наслаждение убывает, почти очухиваюсь, чтобы прекратить, и неожиданно накрывает с головой и топит, топит…
Отдаю ли я себе отчет, что Дик трётся своим твердым членом об мой сквозь нашу одежду? Да. Хочу ли я это прекратить? Да. Прекращаю? Нет. Совсем нет, даже наоборот, я приподнимаю бёдра навстречу и, кажется, стону ему в рот.
Мне много не требуется, чтобы кончить, и с сильными рывками Дика я чувствую, что оказываюсь уже на грани. А он действует только жестче, и в какой-то момент Дик разрывает поцелуй и наклоняет голову, чтобы застонать мне в шею. Запоздало понимаю, что это его оргазм и, когда доходит до меня, становится настолько душно, что я получаю свою волну.
Наверное я должен сказать Дику спасибо, что он меня таки не трахнул по-взрослому, но язык так усердно поработал, что теперь не желает ворочаться.
Поднимается, тяжело дыша, и я просто восхищен его физической выносливостью. Он может стоять на ногах, в то время как мне даже палец на ноге отказывает.
Он уходит в ванную, и какое-то время притворяюсь трупом, со спермой в трусах это не так-то и просто.
— Уходи, — говорю ему, когда он возвращается.
— Хах? — поправляет воротник своей рубашки. — В чем дело, Рэнди?
— Просто уходи, — сглатываю слюну, такое чувство, что это больше не моя слюна, а Дикова, — и больше никогда не приближайся, никогда не заговаривай со мной.
— Почему? — он недоумевает, а меня вот-вот начнет колотить.