Бойся Дика (СИ)

Дальше воистину ухахатывающая сцена, когда парни, не сдерживая смеха, гонятся за парнями в роли свиней, также не сдерживающих смеха. Потом одна свинья сдается, выливается кетчуп, и парни приходят к выводу, что костра-то нет и развести не могут…

— Вождь… — еще одна реплика сына, — Как мы огонь разведем?

— А вот никак. Без очков Хрюши, — подсказываю я.

— Налетим на них и возьмем огня. Со мной пойдут четверо. Генри и ты, и Роберт, и Морис. Раскрасимся и подкрадемся. Пока я буду с ними говорить, Роджер схватит головню. Остальным всем — возвращаться на наше прежнее место. Там и разведем костер. А потом… — Джек поднимается и добавляет тише: — Но часть добычи оставим для… — падает на колени и, похоже, точит нож, парни обступают его со спины, и он дает команду Роджеру, — Заточи-ка с двух концов палку.

— У него что, свиная голова в руке? — приглядываюсь и действительно: Джек поднимается, держа в руках нечто ужасное, вымазанное в красной краске, с жуткими черными глазами.

Пододвигается что-то вроде палки, но не может же так стоять палка не в земле, магия прям. Туда водружается та самая башка, и Джек громко провозглашает:

— Голова — для зверя. Это — дар.

Повисает тишина, свет гаснет. Вот на этом, собственно говоря, можно было бы и закончить. Прекрасный конец.

— Можно отправляться домой? — спрашиваю жену, и та недовольна:

— Помолчи.

Сцена озаряется, и на коленях — Саймон, а перед ним — та самая башка на палке. Нет бы показать, как Саймон вообще натыкается на этого Повелителя мух.

— Глупый, маленький мальчик, — заговаривает башка вполне человеческим голосом, — глупый, глупый, и ничего-то ты не знаешь.

— Это Кайзер играет, — шепчет жена, наклонившись.

— Дик? — морщусь, — где играет-то…

— Ты его слышишь, — отодвигается, и снова всё внимание только туда.

— И что тебе одному тут делать? Неужели ты меня не боишься?

Парень, играющий Саймона, вздрагивает всем телом и опускает голову. Но ведь видно, что нифига не боится этой штуки на палке. Не могли Саймона получше найти, что ли?

— Никто тебе не поможет. Только я. А я — Зверь, — вот теперь узнаю голос Кайзера-младшего.

— Свиная голова на палке, — не думаю, что люди с задних рядов слышат эту реплику Саймона.

— Я, наверное, в туалет, туда и обратно, — шепчу жене и собираюсь подняться, но она хватает меня за руку и держит:

— Ты не пропустишь триумф нашего Питера.

Да какой триумф? Этот чумазый и чудной будет еще три года со свиной башкой трепаться.

Смех, который я так часто слышал в своем доме, еще пара реплик, и Саймон заваливается в обморок. Свет гаснет. И в этой темноте раздается вопрос дрожащим саймоновским голосом:

— Что же можно еще сделать?

Да, действительно. Что же можно еще сделать, чтобы потянуть время?

Декорации сменяются, свет включается наполовину, оставляя за собой тени, музыка мрачная, а на сцене — пир горой. Едят, танцуют, веселятся, и как-то совсем незаметно всё перетекает в чудовищные крики, поддерживаемые такими же криками:

— Зверя — бей! Глотку — режь! Выпусти — кровь!

— Зверя — бей! Глотку — режь! Выпусти — кровь!

— Зверя — бей! Глотку — режь! Выпусти — кровь!

Наш сынок орет то же самое, и кажется, он вообще не играет. А кричит, что правда хочет кричать.

Трагедия выворачивает всё на изнанку, на месте свиньи — убитый Саймон, который не играл, а пытался рассказать друзьям о звере, и сам выбежал. Саймон, щедро облитый кетчупом и издающий хрипы.

— А дальше мочканут и Хрюшу, — всё-таки взрослый человек, что я тут забыл? — Нет, я этого не выдержу…

— Когда ты замолчишь уже?

— Да всё-всё, — устало прикрываю глаза, — я молчу.