В сопровождении надзирателя Грамши и Джрннаро вышли в коридор. У окна стоял стражник из Паулилатино.
— Проводишь посетителя до ворот,— сказал первый надзиратель.
— Только и дел у меня: провожай да обхаживай.
— Давай-давай. Приказано.
— Ладно. Сюда пожалуйте, синьор.
Дженнаро догадался, что парень из Паулилатино хочет ему что-то сказать. И действительно, отойдя от двери на приличное расстояние, тот зашептал, не глядя на Дженнаро:
— Ваши дела, земляк, меня не касаются. Задумали бежать — бегите.
— Да нет же,— удивился Дженнаро.— С чего ты взял?
— Эти ваши дела меня не касаются,— упрямо повторил надзиратель.— Но что я тебе скажу, земляк. Клюют профессора. 1
— Кто клюет? — не понял Дженнаро.
— Свои же клюют. Я на дворике дежурил, во время прогулки. Клюют. Поимей в виду, земляк. А матери за хлеб спасибо. Только в Сардинии такой выпекают, больше нигде... Будь здоров, земляк.
Дженнаро вышел на площадь и направился к ожидающей его Татьяпе. Она сидела на «своей скамейке», вся ее поза выражала такую беспредельную усталость, что Дженнаро решил не передавать ей разговор с надзирателем и ограничиться сообщением, что при свидания присутствовал представитель директора тюрьмы.
— Вы очень огорчены?—спросила Татьяна.
Дженнаро промолчал, проводил Татьяну домой, сердечно распрощался с ней и поехал в Бари, где у него были знакомые, связанные с антифашистским движением; у них он рассчитывал получить некоторую дополнительную информацию. Некоторую информацию он получил и, не заезжая в Гиларцу, направился в Париж, явился к Тольятти и сказал ему, что Грамши согласен с новой тактической линией в рабочем движении.
Комментируя этот поразительный по своему драматизму эпизод, уже упоминавшийся нами итальянский биограф Грамши Джузеппе Фиори, лично беседовавший с Дженнаро, пишет: «Дженнаро счел нужным передать Тольятти искаженный вариант разговора. «Я поехал к
Тольятти,— рассказывает он мне,— и сообщил ему: «Нино полностью согласен с вами»». Этого вывода я не ожидал и спросил у него причину. Он не понимает моего удивления. По его мнению, то, что он сказал Тольятти, было единственным логичным решением».
Несомненно, Дженнаро был человеком большого личного мужества. Это он доказал и в период прихода фашистов к власти в Италии, и в Испании, сражаясь в рядах интернациональной бригады. И если бы вопрос касался его личной судьбы, возможно, он поступил иначе. Но здесь решалась судьба брата, младшего, Нино, которого он опекал в детстве, приобщил к социалистическому движению (чем Дженнаро всегда гордился) и горячо любил. Он ужаснулся, увидев брата после четырех лет тюрьмы, почувствовал, что его жизнь висит буквально на волоске, и... не смог поступить иначе. Он рассуждал с позиции, как ему казалось, здравого смысла.
Оправдываем мы или осуждаем поступок Дженнаро? Не ошибся ли он в оценке ситуации? Не сгустил ли краски?
Беседы, которые Грамши вел с товарищами по заключению на прогулках во внутреннем дворике тюрьмы, были для него формой борьбы против засасывающей тюремной рутины. Беседы эти превратились в своеобразный цикл, некоторые называли его курсом лекций. И в этом определении нет преувеличения. Да, курс лекций, наверное, один из самых необыкновенных лекционных курсов в истории науки.
По замкнутому прямоугольнику, огороженному стеной из неоштукатуренного кирпича высотою примерно в рост человека, непрерывно движется цепочка людей. На стене под навесом, потому что летом в Тури солнце жжет немилосердно, стоит надзиратель. Где-то в середине цепочки Грамши. Он говорит негромко, чтобы не вызвать подозрений надзирателя, но его слышат идущие спереди и сзади.
Время прогулки ограниченно. Он предлагает товарищам обсудить в камерах основные тактические принципы, которыми, с его точки зрения, нужно руководствоваться партии в нынешней обстановке. И кратко излагает эти принципы:
Фашизм уничтожил лучшие кадры партии, можно рассчитывать самое большее на пять-шесть тысяч активистов.
Наиболее подходящая тактика — но сектантская изоляция, а поиски классовых союзников.
...Круг, еще круг. За стеной дворика высокая наружная стена. На ней часовой...
Нужно привлечь к союзу с рабочим классом отсталых крестьян и мелкую буржуазию, недовольную своим положением и готовую бороться за осуществление промежуточной (для пролетариата) стадии, то есть за восстановление свобод, ликвидированных фашизмом. Надо поощрять широкое народное антифашистское движение.
...Надзиратель смотрит на большие башенные часы, которые изо дня в день монотонно отмеряют тюремное время...
Партия должна найти такой лозунг, который способен мобилизовать все антифашистские силы для создания этого движения.
...Свисток надзирателя. Прогулка окончена.
Добрые намерения часто оборачиваются против несущего добро. Желание Грамши вовлечь в обсуждение жизненно важного для партии вопроса большее число политических заключенных привело к неожиданному и грустному результату. Об этом свидетельствует Джованни Лаи, сардинский коммунист, который в 1924 году встретился с Грамши на конференции в Кальяри.