Бойцов не оплакивают. Повесть об Антонио Грамши

— Примкнем, что ли, к этой группе? — сказал Аполлон Александрович.— Тут, кажется, гид потише.

— ...Мы с вами находимся на площади святого Петра,— говорил по-французски гид, пожилой мужчина со склеротическим лицом.—Она представляет квадрат, перед которым тянется овальное пространство, окруженное грандиозными колоннадами: эти колоннады состоят из четырех рядов дорических колонн. Посреди площади стоит огромный египетский обелиск; вокруг него начертана на земле роза ветров, с обеих сторон его возвышаются два красивых фонтана. Когда светит солнце, яркие лучи его пронизывают струи, серебряный дождь играет и блестит мириадами огней на мраморных колоннах...

— Уйдем от него,— сказал Аполлон Александрович.

Они пошли к воротам Сан-Спирито, в сторону Яникульского холма.

— Постоим, передохнем,— сказал Аполлон Александрович.— Нам предстоит крутой подъемчик... А красиво и, между прочим, похоже на Царское Село. Правда, Юлия Григорьевна? — обратился он к жене.

— Ничуть.

— Ну взгляни: Разъезжая, улица у пяти углов. Точно. А дальше — Семеновский плац..»

— Непохоже,— улыбаясь, повторила Юлия Григорьевна.

— Нади нету, она бы подтвердила. Постой, Ася, ты ведь тоже родилась в Царском. Правда, похоже?

— Милый папочка, меня увезли из Царского в возрасте десяти месяцев. Увы, мое свидетельство не имеет силы. Но раз ты говоришь... я уверена: похоже.

— Ты добрая дочь, Асенька. Видишь ли, Разъезжая упиралась в Семеновский плац. Моя мама, ваша бабушка, Отиллия Егоровна, водила меня на учения и парады кавалерии. И мы смотрели, как мой отец, а ваш дед, Александр Иванович, на вороном коне, под музыку сводного оркестра, гарцевал впереди своего полка, лейб-гвардии кирасирского его величества... С мастью коней, впрочем, я могу и напутать. Под кирасирами, кажется, ходили гнедые, а вороные были у сумских гусаров. Отец позднее командовал гусарами... Запамятовал, ну и шут с ними, о мастями. Вот домой хочется, ой хочется!

— Если ты вернешься в Россию, папа, тебя арестуют? — спросила Юлия.

— Нет, Юленька, не арестуют. Но являться в полицию отмечаться придется ежедневно. Нет уж, поживу я пока здесь, а там видно будет. Вы только пишите, дочки, из России почаще. Ну, двинулись.

Они подошли к церкви святого Онуфрия. Здесь была могила Торквато Тассо, который жил и умер в соседнем монастыре. От церкви амфитеатром поднимались скамейки, на них, видимо, отдыхали монахи. Сейчас скамейки были пусты.

— Присядем на короткое время, потом поднимемся к памятнику Гарибальди. Садитесь, детки.

— Папа, а почему ты не пошел в гусары? — вдруг спросила Юлия.

— Вот тебе и на, неожиданный вопрос. Если ответить коротко: передо иной было два пути, и я пошел... в революцию. Но гусарское во мне что-то есть.—Он повернулся к Юлин Григорьевне и продекламировал:

...Вдруг — минутный ливень, ветер прохладный,

За окном открытым — громкий хор.

Там —в окне, под фреской Перуджино,

Черный глаз смеется, дышит грудь:

Кто-то смуглою рукой корзину

Хочет и не смеет дотянуть...

Все зааплодировали:

—Браво, папа! Чудесные стихи! Чье это?

Аполлон Александрович окинул всех победоносным взором:

— Ну-ка, отгадайте, просвещенные дочки. Отгадавшей — приз.

— Апухтин?

— Нет.

— Надсон?

— Нет.

— Может быть, Майков? — спросила Анна Аполлоновна.— Из его итальянского цикла? Помните: «Смуглянка милая, я из страны далекой».

— Майковской «смуглянке милой», даже по дамскому счету, ныне лет восемьдесят. Наша же синьора, если верить поэту, в расцвете молодости. Не догадываетесь? Так и быть, подскажу: в ошибочном предположении Анюты есть одно рациональное зерно. Нуте-с, кто претендует на приз? Раз... Два... Приз останется неразыгранным... Минуточку, Юлька хочет сказать.

— Не знаю... «Там — в окне...» Подумала, Блок, но у Блока, кажется, нет такого стихотворения.

— ...Три! Приз вручается Юльке.

Аполлон Александрович вынул из кармана пиджака небольшую книжку и торжественно преподнес ее залившейся румянцем младшей дочери.

— Не красней, Юлька, приз ты заработала честно. Читаю заглавие: «Александр Блок. Собрание стихотворений. Книга третья — Снежная ночь». Тут двенадцать итальянских стихов Блока. Несколько стихотворений итальянского цикла, итальянского — вот в чем рациональное зерно Анюты,— он напечатал раньше в журнале «Аполлон», но до наших палестин журнал не дошел, и вы эти стихи знать не могли. Так что извините вашего папу за то, что ему захотелось покрасоваться перед учеными дочками.

— Спасибо, папа, огромное спасибо.

— Рад, что доставил вам удовольствие. Теперь пойдем прощаться с Гарибальди.

Конная статуя Гарибальди выглядела величественно. Гарибальди смотрел в сторону Ватикана.

— Символично,— сказала Евгения Аполлоновна,—но я не уверена, что сам Гарибальди одобрил бы эту скульптуру.

Евгения Аполлоновна училась в Академии изящных искусств. В семье ее суждения по этим вопросам не оспаривались.