Бойцов не оплакивают. Повесть об Антонио Грамши

ТУРИН, ВЕСНА 1913 ГОДА.

ВТОРАЯ ПОЛОВИНА ДНЯ

Профессор Космо извлек из жилетного кармашка большие серебряные часы, посмотрел на циферблат и со вздохом водворил часы обратно. Сегодня, может быть, впервые за годы педагогической деятельности профессор без видимой причины отменил назначенные учебные занятия. С запиской в университет был послан вездесущий Карлуччо.

Доктор Ломбарди все-таки пришел, милостиво одобрил действия Франчески, накапал в рюмку микстуру, предупредил, что дает успокаивающее и легкое снотворное, сказал, что молодому человеку нужно меньше работать, больше гулять и развлекаться. Франческа покормила больного, и Грамши заснул. Профессор Космо собрался уходить, затем решил остаться и закончить прерванный разговор. Другая такая возможность вряд ли представится. Доктор Ломбарди уверил, что сон будет непродолжительным.

Будущее Грамши искренне беспокоило профессора. Нельзя служить двум богам: или наука или общественная деятельность. Сам Космо придерживался либеральных взглядов, его вполне устраивала политика Джованни Джолитти. Да, многие упрекают Джолитти в политическом балансировании, иронически называют его «канатоходцем». Но кто из политических деятелей, от античности до наших дней, не был в той или иной степени «канатоходцем»? Semper idem[2]. В конце концов, именно Джолитти еще в начале века пошел навстречу некоторым требованиям рабочего класса. Не из-за альтруизма, вовсе нет, просто понял, что для нормального развития итальянской экономики необходимы реформы. Неважно, почему он это сделал. Важно, что сделал... И к теории социализма Космо относился с уважением. Именно к теории. Практическая деятельность многих известных ему итальянский социалистов вызывала у него раздражение...

Грамши во сне проговорил несколько слов и открыл глаза.

— Я был дома, в Сардинии... Ради этого стоило поголодать... Но, дорогой профессор, вы тратите на меня непозволительно много времени. Я здоров, совершенно здоров.

Грамши встал, оправил кровать и подошел к окну,

— Ветер утих, следовательно, потеплеет. Когда у людей нет ни кусочка угля, это тоже имеет значение. Знаете, рабочие автомобильных заводов Турина второй месяц бастуют.

— Знаю. Вы причастны к забастовке? — подозрительно спросил Космо.

— Причастен? Нет. Сочувствую рабочим и стараюсь, чтобы мое сочувствие не было пассивным.

— Стараетесь, да. Я слежу за «Гридо дель пополо», читаю в этом туринском социалистическом еженедельнике и ваши короткие статьи о формах рабочей взаимопомощи. Внимание к матерям, детям, инвалидам, престарелым — гуманно и нужно. Слияние различных организаций взаимопомощи — вероятно, тоже нужно. Но, возвращаясь к нашему разговору, неужели вам видится именно такой путь? Может ли это быть главным делом жизни?

— Не может. Для решения социальных задач недостаточно кооперативов, касс взаимопомощи, недостаточно отдельных экономических улучшений и даже завоевания некоторых политических свобод. Нужно, чтобы рабочий класс стал новым руководителем нации.

Космо оторопело смотрел на своего студента.

— Далеко идущая программа... Не буду спорить о конечной цели, спор уведет нас от вашей судьбы, которая меня беспокоит более, чем когда-либо. Можно верить в социалистический идеал, можно даже быть членом социалистической партии...

— Я член ее туринской секции...

— ...Но стать партийным функционером! А ведь это неизбежно, если сделать социалистическое движение главным в своей жизни. Согласитесь, что профессиональная партийная деятельность подразумевает и восхождение по лестнице партийной иерархии.

— В известной степени да. Не как цель.

— Допустим, не как цель... Если не возражаете, расскажу одну историю. В Париже я увидел афишу — анонс

О лекции Энрико Ферри. Известный итальянский социалист и многолетний редактор «Аванти!», депутат и профессор, адвокат, криминалист и так далее любезно согласился встретиться с французскими студентами. Терпеть не могу подобные разглагольствования, особенно соотечественников, все же отправился на лекцию. Признаюсь, слушать «великого» самовлюбленного Ферри оказалось нелегким испытанием. Рядом со мной сидел мужчина лет сорока, с интеллигентным, как мне показалось, славянским лицом. Вышли вместе. Представились друг другу. Оказался русским литератором, написал книгу об Италии.—«Что вас привело на лекцию Ферри?» — спросил русский.— «Любопытство. Как-никак — он мой соотечественник. А вас?» — «Как-никак — он один из персонажей моей книги,— ответил русский.— Однажды я даже был у него дома. Но с Ферри не сказал ни слова. Сбежал».— «Почему так?» — «Извольте, если вас интересует».

Передам суть его красочного рассказа. Прием у социалистического депутата до мелочей напоминал прием у модного врача: предварительная запись, вымуштрованная горничная в кружевной наколке, затрепанные журналы в приемной. Правда, карточку с фамилией очередного пациента, то бишь просителя, горничная вносила в кабинет достопочтенного синьора депутата на серебряном подносе.