Бойцов не оплакивают. Повесть об Антонио Грамши

— Войдите.

Дверь распахнулась, в комнату как-то бочком протиснулась хозяйка.

— Пожалуйста, синьор депутат,— произнесла она, придерживая дверь и пропуская в комнату гостя. Вошедший был маленького роста, в пальто, но без шляпы, высокий лоб был увенчан шапкой густых и пышных волос.

Он поклонился Татьяне Аполлоновне и повернулся к хозяйке:

— Спасибо, синьора Онория.

Ох, как хотелось синьоре Онории поговорить, но под спокойно-твердым взглядом гостя осеклась и вышла, затворив за собой дверь.

«Ого,— подумала Татьяна Аполлоновна,— маленький синьор с характером».

А «маленький синьор», с улыбкой покосившись на дверь, уже протягивал ей руку.

— Меня зовут Антонио Грамши. Я принес вам письмо от родных.

Татьяна Аполлоновна опешила.

— Из Москвы? Не может быть!

— Письмо — из Москвы. Правда, я его получил но почте. Вот оно... Не буду мешать.— Он бросил взгляд на книжные полки.— Разрешите посмотреть?

— Да-да, разумеется.

Татьяна Аполлоновна читала письмо, и удивлению ее не было границ.

Неожиданный гость оказался... мужем младшей сестры Юльки, маленькой Юльки. Письмо было от мамы. Юля только приписала несколько слов, просила быть доброй к ее Антонио. «Ее Антонио!».. Грамши? Антонио Грамши. Где она слышала эту фамилию?

— Вы журналист, синьор Грамши?

Грамши обернулся. В руке он держал снятую с полки книгу. Татьяна Аполлоновна узнала по корешку томик Шопенгауэра.

— Да, журналист.

Он подождал новых вопросов, но Татьяна Аполлоновна молчала. Ей — стеснительной и мнительной в отношениях с людьми — показалось, что встреча с новой «римской» родственницей неприятна Грамши, что она самовольно врывается в круг его семейных привязанностей. И Татьяне Аполлоновне стало вдруг неуютно в собственной комнате.

Очевидно, Грамши понял ее состояние и по привычке обратился за помощью к книге. Он раскрыл титульный лист, поморщился: «помощник» явно не пришелся ему по вкусу.

— Артур Шопенгауэр, «Мир как воля и представление». Вы это читаете?.. Даже отчеркнуто... Можно?

— Пожалуйста.

«Каждая жизнь есть история страдания...» Что же, Шопенгауэру нельзя отказать в последовательности. «Неразумная и ненасытная в своих желаниях воля порождает противоположность материи и сознания, объекта к субъекта». Отсюда доктрина, что жизнь есть ело. Неужели вы согласны с Шопенгауэром?

— В жизни много страдания,— уклончиво ответила Татьяна Аполлоновна, с удивлением приглядываясь к изменчиво-одухотворенному лицу своего .собеседника.

В свою очередь Грамши внимательно посмотрел на Татьяну. «Какие у него поразительные глаза,— подумала она.— Голубизна обычно бывает холодной, а у него они теплые и бездонные».

— Еще поговорим об этом. И о разном другом, ведь мы теперь будем часто встречаться.— Грамши поставил книгу на место и повернулся К Татьяне Аполлоновне.—» А сейчас, если вы пригласите меня сесть...

— Садитесь, ради бога, садитесь,—смутилась Татьяна Аполлоновна.— Я плохая хозяйка.

— Расскажу вам московские новости. Сам я уже полтора года там не был, но в ближайшее время должен поехать, ненадолго, правда. Может быть, удастся Забрать Юльку и Делько с собой.

— Делько?

— Да, Делио. У нас есть сын,— сказал он с гордостью.— Большой сын. Ему уже полгода.

— Что вы говорите! Подумайте только, Юля, маленькая Юлька — мама. Поздравляю вас... Антонио. От всей души. Сын — это прекрасно. А можно такого кроху везти за тридевять земель? Да еще зимой.

— Вы думаете, нельзя? — с тревогой спросил Грамши.— Мы посоветуемся с врачами.

Глава шестая

СЧАСТЬЕ СОВМЕСТНОЙ БОРЬБЫ

1

В середине марта 1925 года Грамши, как и предполагал, направился в Москву на V расширенный пленум ИККИ. Ехал легальным путем — поездом через Вену. Время в дороге использовал для подготовки информация о положении в Италии. Важно было осмыслить новые факты и сделать из них выводы.

Год начался тревожно. Речь Муссолини в парламенте многие оценили как государственный переворот. Усилились преследования всех левых организаций. Коммунистическая партия после конфискации ее печатных органов и многочисленных арестов ушла в глухое подполье,,

Во время длинной дороги Грамши снова и снова мысленно возвращался к задаче, выдвинутой им перед руководящими органами партии: «Мы должны поставить в повестку дня проблему подготовки восстания (не в качестве немедленного решения, а в плане конкретной подготовки). Последние политические события знаменуют начало фазы, на которой восстание становится единственным средством выражения политической воли масс, у которых отняты другие средства самовыражения».

Фашизм укрепляется. Но Бордига и некоторые его единомышленники упорно продолжают усматривать у фашизма несуществующие тенденции к компромиссу с демократическими силами. Как мешает партии эта догматическая предвзятая позиция!

Предыдущий год был трудным. Текущий, видимо, окажется еще труднее. И что ждет партию в обозримом будущем? Политика — не гадание на кофейной гуще. Но без ощущения завтрашнего дня нет и дня сегодняшнего.