Бойцов не оплакивают. Повесть об Антонио Грамши

Грамши: — Я с Юга... вопрос, тесно связанный с проблемой эмиграции. На национальной территории остаются старики, женщины, дети, инвалиды...

Голос из зала: — Говорите о масонстве.

Грамши: — Хотите, чтобы я говорил о масонстве? Но в самом названии закона ничего не упоминается о масонства, речь идет вообще об организациях. Масонство — лишь флаг, под которым хотят протащить реакционный антипролетарский товар!.. Закон должен послужить средством борьбы против рабочих и крестьян. Но рабочие и крестьяне поймут это очень скоро, несмотря на всю вашу демагогию... Вы, фашисты, не преодолели еще до вас возникших глубоких противоречий итальянского общества; напротив, вы заставили народные массы почувствовать их еще сильнее... Вы подлили масла в огонь, зажженный всем предшествующим ходом развития капитализма...

Шум. Крики: «Долой!!», «Дайте ему говорить!!», «Заткните ему глотку!!», «Говори, Антонио!!» Казалось, даже кожей он ощущал раскаленную атмосферу зала.

— Вы можете «завоевать государство», вы можете изменить законы, вы можете попытаться запретить организациям существовать в той форме, в которой они существовали до сих пор, но вы не можете стать сильнее объективных условий, в которых вынуждены действовать. Вы только заставите пролетариат искать новые пути борьбы... С этой трибуны, обращаясь к пролетариату и итальянским крестьянским массам; мы хотим сказать: революционные силы Италии не позволят раздавить себя!..

Зал шумел. Депутаты-фашисты вскочили со своих мест, некоторые бросились к трибуне. Коммунисты окружили Грамши.

Председатель: — Не перебивайте! Дайте ему говорить. Однако вы, депутат Грамши, говорите о законе.

Грамши: — Этот закон против рабочих и крестьян, которые хорошо поймут все, когда увидят, как закон будет применяться. Фашистам не удастся осуществить свои мутные замыслы, не удастся препятствовать росту революционного движения. Против вас все развитие итальянского общества.

Председатель: — Депутат Грамши, эту мысль вы повторили три или четыре раза. Мы не присяжные заседатели, которым нужно много раз повторять одно я то же.

Грамши: — Нужно повторять, нужно, чтобы слушали все... Революционное движение победит фашизм!

Зал шумел.

Итальянский биограф Грамши Джузеппе Фиори приводит следующую деталь:

«Рассказывают, но не имеется по этому поводу прямых свидетельств, что Муссолини сразу после речи депутата-коммуниста увидел Грамши в буфете парламента, подошел к нему с протянутой рукой, поздравляя с удачным выступлением. Грамши равнодушно продолжал пить кофе, игнорируя руку, которую ему протягивали».

Он пишет о выступлении в парламенте жене, пишет шутливо и вместе с тем очень серьезно. Пишет о своей неспокойной жизни, дает короткие, но точные оценки по лирической ситуации.

«Рим, 25.5.1925.

...Трудности возрастают — теперь у нас имеется закон об организациях (то есть против них), прелюдия планомерной полицейской деятельности, направленной к уничтожению нашей партии. Этому закону был посвящен мой дебют в парламенте. Фашисты обошлись со мной милостиво на этот раз, следовательно, с революционной точки зрения я начал неудачно. Они собрались вокруг меня и дали мне сказать то, что я хотел.

...Очень-очень люблю тебя, больше, чем прежде, потому что могу думать о тебе, как о маленькой маме, и представлять себе тебя с нашим ребенком.

Крепко-крепко обнимаю тебя, дорогая.

Г.»

«1.6.1925 г.

Внешне моя жизнь протекает спокойно, то есть не отметено никаких крупных, драматических перемен. Однако события развиваются неумолимо, и надо сосредоточить все внимание, чтобы следить за ними, понимать их ж пытаться руководить ими. Реально значимые социальные силы все больше группируются либо вокруг фашистов, либо вокруг нас, промежуточные партии медленно умирают. Кризис захватывает всех. В некоторых кругах интеллигенции, куда, казалось, мы никак не могли проникнуть, начинают раздаваться голоса, требующие единого фронта с революционными рабочими... Мы слишком сильны, чтобы не брать на себя инициативу в отдельных столкновениях, но еще слишком слабы, чтобы идти на открытую, решающую схватку.

Поэтому кажущееся спокойствие насыщено постоянной тревогой и напряжением. И я один, дорогая... Я ощущаю свое одиночество еще и потому, что нелегальное положение партии вынуждает нас вести индивидуальную и обособленную деятельность. Стараюсь убегать из этой политической пустыни, часто навещая Татьяну, которая напоминает мне тебя. Но твое отсутствие не может возместить никто и ничто. Что бы я ни видел вокруг себя — все напоминает о тебе и о Делио...

Г.»

«12.7.1925 г,