Боль

– Это не конец света, Ирис, – утешала подруга. – Шира наверняка преувеличивает, а если у Альмы действительно возникли проблемы, ты ее из этого вытащишь.

– Как я ее вытащу? – задохнулась Ирис. – Это тебе не Шира, которая обо всем тебе сообщает и делает то, что ей сказано. Альма – крепкий орешек! У меня нет на нее никакого влияния! И у Микки тоже нет, хотя он уверен, что у них просто прекрасные отношения. Я просто не знаю, что с этим делать, как все это проверить, с чего начать…

– Сегодня – просто идти спать. Все равно ты ничего сделать не в состоянии. Но завтра вы должны поговорить с Микки и выбрать какую-то тактику. Вообще есть специалисты, но ты и сама справишься. Главное не набрасываться на нее и не отпугнуть. Постарайся ее понять.

– Да, мы поедем к ней, – пробормотала Ирис. – Я давно хотела туда поехать и посмотреть, как она живет. Поедем к ней в бар после работы, посмотрим на этого Боаза, а главное, он на нас посмотрит, увидит, что это не какая-то там беспризорница, которой он может компостировать мозги, что у девушки есть родители, которым она небезразлична, есть семья, есть дом. Как это Эйтан сказал? Дом в Израиле.

Глава двенадцатая

– Я не собираюсь срываться с места и ехать в Тель-Авив из-за каких-то вздорных слухов, – сердито бросил Микки и повернулся к ней спиной. – Что с тобой? От этих таблеток у тебя совсем крыша поехала.

В ответ на тревожную новость он накинулся на Ирис, видимо считая, что, обесценив ее, он тем самым сведет к минимуму и возможную угрозу.

Проворочавшись всю ночь без сна, – каждое движение казалось мучительным, словно матрас был усыпан гравием, – под утро Ирис не выдержала и стала рассказывать ему то, что услышала от Ширы. Вот, мол, тебе хорошая утренняя история про битву добра со злом – история про девушку, попавшую в беду, – самая подходящая для пробуждения. Но его еще попробуй разбуди, думала она в ярости. Твоя дочь попала в беду, а ты спишь, твоя дочь угодила в сети сомнительного гуру, а ты дрыхнешь! О чем это говорит, как тебя характеризует? Ему всегда было нелегко вставать по утрам, он вечно сражался с будильником, и кто знает, может, вся его жизнь пошла насмарку из-за этой проблемы, может, именно из-за нее он не сделал нормальной карьеры, не занял руководящего поста, хотя в студенчестве был выдающимся программистом. Сейчас, когда она в сердцах разговаривала с его спиной, ей пришло в голову, что за всю свою жизнь он лишь однажды проснулся пораньше – когда неумышленно подставил ее под террористическую атаку.

Как он умудрился тогда, едва проснувшись, уже оказаться одетым, словно и не раздевался, словно той ночью он не спал дома, и появился перед ней в жакете горчичного цвета. Почему он надел жакет с утра? Тут ведь не Европа, где летом может вдруг пойти дождь, это страна сухого зноя, которому конца не видно. Жакет в их городе может понадобиться только ночью в горах, да и то лишь иногда. Может, он в тот день вообще вернулся домой только под утро и не успел раздеться?

– Где тот жакет? – вдруг спросила она. – Я его не видела несколько лет.

К ее изумлению, он сразу же понял, о каком жакете речь, и немедленно ответил:

– Он мне давно стал мал, я отдал его Шуле для ее мужа.

Она отвернулась и ушла на кухню сварить еще кофе. Как трудно выделить миг из жизни, такой, чтобы он не цеплялся за другие! Злость цепляется за злость, тревога за тревогу, в прозрачном утреннем свете события соединяются в единую жестокую, беспощадную цепочку. Микки был в жакете горчичного цвета, он спешил на работу из-за сбоя в системе, Омер еще не был готов к выходу и скакал в своей пижаме по двуспальной кровати, она предложила отвезти детей сама, чтобы Микки не задерживаться, Омер спрятался в туалете, а Альма хотела мальвинку, поэтому они вышли из дома с небольшим опозданием, она оказалась в неподходящем месте в неподходящее время, получила травму, от которой сама оправилась, а Альма нет и, в свою очередь, оказалась в неподходящем месте. Но ведь те же мгновения можно связать в другую цепочку, которая представит их совсем в другом свете, придаст им совсем другой смысл.