Боль

Ирис отпила кофе, ощущая его горечь – такую же, как в этих его словах. Так вот как он ее, оказывается, воспринимает! Сколько же грязи накапливается в совместной жизни! Только тоненькая перегородка отделяет привычную повседневную жизнь от кучи мусора, думала она. Может быть, стоит именно об этом написать в следующем обращении директора? Мы считаем, что дома у нас чисто, потому что мы каждый день выносим мусор, мы ощущаем чистоту своего тела, приняв душ, но самый опасный мусор накапливается внутри нас, и никакого способа избавиться от него не существует. Мы можем вывалить его наружу, как Микки сейчас, но этот мусор никуда не денется. Наоборот, он только умножится, теперь он будет копиться и в ней тоже. Ведь каждый человек – это крошечная Вселенная, постоянно накапливающая мусор. Даже когда мы вымоемся, надушимся, приоденемся и идем в ресторан или в театр, даже когда ведем вежливую беседу, даже когда занимаемся любовью, мы – лишь две мусорные кучи, и первая же ссора это вскроет. Вот как сейчас, когда он не в силах остановиться. Застегивая на животе светлую рубашку, он заметил:

– Меня совершенно не колышут твои успехи, только жаль, что они происходят за счет наших детей.

– В каком смысле – за счет наших детей?! – Ирис грохнула чашкой об стол.

– Это факт! Факт, что ты лучше знаешь любого ребенка в своей школе, чем собственную дочь.

Смешно, но в этот момент она увидела в окно мусоровоз, остановившийся около их дома, словно карета скорой помощи, которая приехала на вызов. Что тут скажешь? Может, Микки прав и она напрасно беспокоится? Дай-то бог!

– Значит, ты со мной не поедешь? – сухо спросила она.

И, к своему удивлению, немедленно услышала ответ: «Я поеду с тобой».

Только произнес его не Микки, а Омер, который стоял в глубине коридора и смотрел на них в смятении.

– Я поеду с тобой, мамуль, – повторил он.

Микки, как и следовало ожидать, тут же возмутился:

– Конечно, ты всегда на маминой стороне!

– При чем тут мама? – ответил Омер. – Мне тоже показалось, что с Альмой какая-то фигня происходит.

И тут уже Ирис пришлось упрекнуть мужа:

– Других слов для него у тебя, конечно, не нашлось. Нет бы похвалить: парень беспокоится о сестре!

– Извини, Омер, – пробормотал Микки, поспешно заходя в лифт. – Просто вся эта поездка кажется мне совершенно лишней, а я терпеть не могу лишнего…

– Сам ты лишний! – выпалила она.

Но лифт уже успел закрыться.

– Прости, Омер, – вздохнула Ирис и в полном изнеможении, с трудом сдерживая слезы, села на диван. – Мне очень жаль, что тебе пришлось все это выслушать.

– Ничего страшного, – ответил мальчик. – Я уже большой. – И тут же заявил с наивностью, забавной при таком росте: – У меня, мамуль, будут совсем другие отношения.

Несмотря на то что ей совсем не нравилось слово «отношения», она улыбнулась:

– Дай-то бог, хотя мы еще не худший вариант. Сама не пойму, как мы сорвались сегодня утром. Обычно так далеко дело не заходит.

– У меня с папой тоже проблемы. – Он уселся рядом с ней, такой красивый в этих джинсовых шортах и зеленой майке, подчеркивающей зеленовато-карий цвет его глаз.

– Я знаю, Омри, – вздохнула она. – Надеюсь, когда ты вырастешь, отношения у вас улучшатся.

– При чем тут возраст? – возмутился он. – Все дело в характере! У него проблемы со мной.

– Ничего подобного! – поспешно возразила она. – Никаких проблем с тобой у него нет, он тебя очень любит, это со мной у него проблемы, если уж на то пошло.

– Ну а я-то тут при чем? – спросил он со своей удивительной наивностью.

Бедный парень!

– Да ни при чем, конечно, но в семейной жизни все перемешано. У каждого есть свои недостатки и достоинства, Омри, и я надеюсь, что в будущем ты сумеешь увидеть папу с лучшей стороны.

– Зачем ты вообще вышла за него замуж? – проворчал он. – Ты когда-нибудь была в него по-настоящему влюблена?

Ирис попыталась растянуть губы в улыбку:

– Любовь бывает разная.

Стенные часы у него над головой напомнили ей о времени, но так трудно встать с дивана, так жаль прервать разговор. Много ли им еще предстоит таких разговоров? Не придется ли ей потом всю жизнь восстанавливать их все в памяти? И снова она видела буквы его имени на каменной плите. Чем старше он становился, тем ужаснее делалось это видение.

– Уже поздно, – сказала она. – С чем тебе сделать сэндвич?