Боль (ЛП)

Его выписывают на следующий день, и еще пару дней он со скучающим видом слоняется по дому, пока родители — на работе, а брат — в школе. Консуэла вьется вокруг него как назойливая муха, но ему удается заглушить ее болтовню дневными передачами по телевизору и сном на диване в гостиной. Лола занята мюзиклом, так что их общение ограничивается лишь поздними звонками по Скайпу и редкими эсэмэсками в течение дня. Однако каждое утро сбитая с толку Консуэла приносит ему из почтового ящика журавлика-оригами. На бумажной птице значится только его имя, а ее плотно сложенные крылья скрывают послание от Лолы. Иногда это какая-то забавная история из школы, а порой сообщение о том, как прошел ее день. Всего несколько строк аккуратным наклонным почерком, которые всегда заканчиваются какими-то романтичными словами или выражением чувств — от простой фразы «я скучаю по тебе» до чего-то более эмоционального.

Все это время Аарон, Зак и Эли не забывали про него и желали ему скорейшего выздоровления. Перес звонил на сотовый по два, а то и три раза на дню, но Матео переключал его на голосовую почту.

Вскоре он возвращается в больницу, чтобы сдать несколько анализов, и с облегчением узнает, что может вернуться к своим обычным делам. Обычным делам, не включающим прыжки — к неудовольствию отца. Однако невролог настаивает на своем, даже дает ему копию медицинского заключения: можно тренироваться в зале, но две недели следует избегать бассейн, чтобы держать рану, как и все остальное, в сухости.

Матео пересылает эти новости Пересу с некоторым удовлетворением. Сообщая об этом родителям, он делает вид, что уже сыт по горло, но в глубине души не испытывает ничего, кроме облегчения. Он не хочет думать о новом прыжке или вообще о чем-то, относящемся к прыжкам. Возможно, теперь, пока он отдыхает, у него есть возможность дистанцироваться от того ужаса, что случился в Брайтоне. Вспомнив обо всем, он отчаянно хочет забыть об этом, вычеркнуть из памяти, унести с собой в могилу. Никто не должен узнать, иначе его жизнь будет кончена. Ему просто нужно стереть все воспоминания, смыть кровь со своих рук и вернуться к своему прежнему «я».

После осмотра у специалиста ему приходится ждать до разговора с Лолой еще шесть мучительных часов. Сегодня самый последний день учебы и финальный спектакль. И он получил четкие указания не звонить и не писать на случай, если случится невообразимое и она забудет выключить телефон. Но после двух дней разлуки и переполняющих его новостей о том, что он больше не находится под надзором Консуэлы и не загружен своим привычным графиком тренировок, его опьяняет эта новообретенная свобода.

— Встретишь меня вечером у актового зала? — поспешно, но взволнованно говорит Лола. — Обещаешь?

— Обещаю, — смеется он.

— Две недели отдыха от тренировок? Это же будет круто! Мы можем… Стой, это же значит, что ты можешь поехать с нами на юг Франции!

Он сардонически усмехается.

— Ага, конечно. То, что мне нельзя в бассейн, не значит, что Перес избавит меня от тренировок.

И все же он невольно ощущает укол зависти из-за того, что Лола согласилась, по его настоянию, поехать без него. Вилла родителей Хьюго — восхитительное место, наполненное свободой и расположенное в глуши, прямо возле пляжа. Пока тренировки не стали серьезней и не закончились каникулы, он каждое лето проводил там. Повесив трубку, Матео плюхается на кровать и представляет себе великолепный дом на краю утеса, под ним тянется бескрайний песчаный пляж, и они втроем, под присмотром одной лишь экономки, вольны делать все, что им заблагорассудится.

— Консуэла, тебе помочь с ужином?

В кухне прохладно и пахнет дезинфицирующим средством. Давно пробило шесть часов вечера, поэтому он удивляется, не забыла ли она о готовке, увлекшись проверкой у Лоика таблицы умножения.

— Сегодня нет ужина. — Она отрывает взгляд от тетради Лоика. — Миссис Уолш, она звонит.

Достав себе из холодильника банку холодного чая, а из шкафчика — жестяную коробку с печеньем, Матео идет к барной стойке для завтрака и усаживается со своей едой.

— Она позвонила и сказала, что ужина не будет?

— Да, — отвечает Консуэла, даже не пытаясь объяснить. — Лоик, давай теперь попробуем семь.

Тот со скучающим видом надувает левую щеку, чтобы голова не сползла с подпирающей ее руки.

— Семь что?

— Семь!

— Мэтти, я не понимаю, о чем она говорит. — Он с грустью смотрит на него, а потом его глаза загораются при виде коробки с печеньем. — А можно мне одну печеньку?

Матео бросает на брата предостерегающий взгляд.

— Сначала таблица умножения на семь. Не будь грубым, Лоик.

— Ну можно мне одну?

— Ладно. Готов? — Он бросает брату печенье «Джаффа», и тот с возгласом вскакивает со стула и, не успев поймать, запихивает его в рот. — Еще одну, еще одну. Ну же, брось посложнее! — Он хлопает в ладоши, а потом, уперев руки в колени, принимает стойку вратаря.

— Нет. Матео, пожалуйста! Лоик, мы должны заниматься, миссис Уолш говорит, нет еды до ужина.

Но Лоик совершенно не обращает на нее внимания, потирая ладони друг о друга и перепрыгивая с ноги на ногу.