Боль с привкусом дикой рябины (СИ)

Трандуил раздраженно проводит рукой по волосам, окидывая недовольным взглядом возбужденно шелестящие деревья, качающиеся будто на сильнейшем ветру, которого и в помине не было.

Лес был растерян, взволнован и даже… испуган? Именно это заставило короля, засидевшегося за картами и отчетами, подняться в полночь из-за стола, тенью покинув дворец и, незаметно проскользнув мимо стражи, оказаться наконец под темными кронами древ-исполинов.

Ветки тянутся к нему, движутся под ногами корни, сотрясая землю. Вокруг стоит странная тишина — молчат птицы, не слышно и зверей, лишь мерное биение его собственного сердца сплетается в чудном ритме с шуршащей листвой и скрипом деревьев.

Трандуил ступает медленно, будто бы через силу, не понимая толком, что чувствует в это мгновение. Внутри все притаилось — затишье перед бурей. Бурей, что последует совсем скоро — он уверен. И для всех будет лучше, если в этот миг он останется в полном одиночестве.

Подобные вспышки и пытаться подавить бесполезно: в конечном итоге все завершится еще хуже, окончательно стирая внутренние границы. Но они нужны, необходимы. Иначе — смерть. Эмоции будут всегда, как бы сильно он ни желал обратного. Эмоции же поднимают Магию.

Магия же бушует в фэа ураганом, выжигая изнутри, и Трандуил знает, Моргот возьми, что не дай он этой силе хоть иногда вырываться наружу - от него остается лишь выгоревшая оболочка да дикая стихия внутри. И ничего больше. Конец.

И Трандуил предпочитал оставаться живым, сохраняя большую часть времени здравый рассудок, чем в один день умереть как личность, оставляя свое тело безликой силе. Повторять древние традиции, созданные самыми первыми членами их семьи, не хотелось.

Трандуил трет переносицу, качая головой в ответ на свои мысли. На периферии сознания появилось странное леденящее чувство свершившейся беды. Словно бы случилось что-то страшное, что-то непоправимое…

Он делает несколько шагов вперед, отмечая, что и деревья теперь затихли, оставляя его в звенящей тишине. Беспокойство усиливается, болью давит на виски, пульсирует в кончиках пальцев. Впервые за ужасающе долгое время Трандуилу становится по-настоящему страшно.

Шаг, еще один, второй, третий…

Дыхание сбивается, а перед глазами расходятся белые круги. Сердце на миг замирает в груди, выделывая бешеный кульбит. Валар…

До боли знакомые синие глаза, — такие стеклянные, пустые глаза,, — равнодушно глядят в невозможно светлое небо, алая кровь ярким пятном выделяется на серой коже.

— Нет, нет, нет, — сбивчиво шепчет он, опускаясь на колени. — Нет…

Его мутит. Холодные стертые пальцы в собственной руке ощущаются ужасно неправильно, плохо. Трандуил открывает было рот, пытаясь закричать, но лишь сдавленно хрипит, чувствуя, как все силы в мгновение ока покидают тело.

Он закрывает рот руками, кусая губы до солоноватого привкуса крови во рту, с удивлением ощущая, как горячие дорожки слез опаляют кожу.

— Нет, нет, — Трандуила трясет, а случайный взгляд на испачканный в черной запекшейся крови кинжал, лежащий на примятой траве, вызывает новый приступ тошноты.

Тело Леголаса необычайно легкое, слишком легкое, и Трандуил прижимает его к груди, чувствуя, как губы сами собой кривятся в безумной улыбке. Объятия. Первые за чудовищно долгий срок.

Он отчаянно обнимает сына, до боли стискивая пальцы, и лишь судорожно хрипит, когда в нос бьет тяжелый запах мертвого тела, вместо привычного аромата дождя и земли, что всегда приносит с собою Леголас, пусть и не замечая того.

Но этого больше нет. Есть лишь отвратительно холодная кожа, удивленно распахнутые глаза и слипшиеся от крови волосы.

Но этого быть не может — Трандуил уверен. Он просто знает, Моргот возьми, знает и все тут. Леголас ведь не может… умереть, правда же?

Пройдет мгновение, и он вновь шевельнется, вырываясь из объятий, тряхнет волосами, злобно сверкнет глазами и, фыркнув что-нибудь идеально-вежливое, уйдет, чтобы в следующий раз встретиться с отцом лишь спустя несколько столетий.

Трандуил тогда непременно скажет какую-нибудь колючую и неправильную колкость, попытается задеть, оскорбит и на этом все закончится, они снова разойдутся и все станет, как прежде, правда ведь?…

Леголас, его светлый, живой, несдержанный, горячий Леголас, горящий ярчайшим пламенем, не может просто так взять и потухнуть, Трандуил просто знает это. Хочет думать, что знает.

Но этого отчего-то не происходит.

Трандуил трясет его за плечи, бьет по щекам, не обращая внимания на слезы, градом катящиеся из собственных глаз, кричит очередной бред про то, как ненавидит его, больше всего на свете желая, чтобы Леголас очнулся, как и прежде, виновато опуская голову, и что-то шепча в свое оправдание, просто, чтобы убедиться, что все в порядке.

Но Леголас почему-то не просыпается, тряпичной куклой развалившись в его руках.

Леголас не дышит, не сверкает глазами, не фыркает, проклятое сердце в его груди не бьется. Леголас не делает вообще ничего.