И Трандуил просто кричит. Посылает проклятия в равнодушные небеса, кричит о том, как же ненавидит его, просто Моргот возьми кричит, чтобы заполнить эту морготову пустоту внутри. Чтобы прервать тишину, чтобы разбудить, чтобы просто знать, что сам он жив. Жив, пусть обратного никогда прежде сильнее не желал.
Но он жив, он дышит, его сердце бешено быстро стучит в груди, он сейчас кричит, срывая в хрип голос, он до боли стискивает холодные пальцы мертвеца.
Трандуилу просто больно, Трандуилу страшно, Трандуил впервые в жизни ненавидит так сильно. Себя, Леголаса, проклятый лес и морготовых Валар, там, незримо далеко, во главе с Эру.
Мир внутри него не ломается, нет, - было бы чему сломаться вновь, - он горит. Полыхает черным пламенем, выжигая все, заполняя его с головой, накрывая огромной будущей волной, и сметая все хлипкие стены, выстроенные им когда-то столь тщательно.
Потому что смысла больше нет. Его последний якорь мертв. Его дитя, его кровь и плоть, его прошлое, настоящее и будущее, слившиеся в одном слишком хрупком теле, его начало и конец - разрушены. Мертвы.
Леголас. Его личное безумие, тот, кого он любил и ненавидел сильнее всего в этом мире, его самое драгоценное сокровище, его сын, заслуживающий безоговорочной любви уже только по праву рождения, мертв.
Трандуил громко хохочет в звонкой тишине леса, смаргивая пелену слез пред глазами, и судорожно цепляется за ледяные пальцы, больше всего на свете боясь отпустить их.
Леголас, его сын. Сын, любимый слишком сильно, так, что любовь расцвела ядовитыми бутонами в его старом больном сердце, обратившись душистой ненавистью.
Его единственное драгоценное дитя, стеклянными глазами смотрящее сейчас в синие небо. Его ребенок, убитый его собственными руками.
Трандуил судорожно хватает ртом воздух, перебарывая новый приступ смеха, и задирает голову с безумной улыбкой на губах, глядя на чистое, синее небо и золотой круг солнца.
Все самое страшное всегда происходит именно в такое дни, когда меньше всего ожидаешь бури. Именно тогда, конец бывает как никогда близок, а солнечные лучи снова будут танцевать в лужицах крови, как и сотни раз до.
Именно в такой день и придет его конец, — Трандуил знал это всегда. Но будь он проклят, если не сделает все, что в его силах, и даже больше, лишь бы отсрочить финал.
Потому что такой конец для своей истории он принять готов не был.
Потому что Леголас был достоин большего.
***
— Милорд, я не могу ничего сделать, как бы не желал, — целитель смотрит обреченно, устало, слишком хорошо понимая, что ждет его за эти слова. — Было слишком поздно. Его Высочество мертв.
«Мертв», — звоном отдается в голове, но Трандуил молчит, кусая губы, лишь жадно вглядываясь в выцветшие синие глаза.
Такие красивые синие глаза, что становились светло-бирюзовыми и играли золотыми смешинками на солнце, когда Леголас был счастлив, и темнели до в точности такого же холодно оттенка, который Трандуил видел в зеркале в те дни, когда бывал зол. И вспыхивали яркой синевой в моменты боли, подергиваясь мутно-белой поволокой.
Кажется, Леголас был красив, — Трандуилу всегда было плевать. Он смотрел только в эти глаза, раз за разом окунаясь в водоворот цветных картинок-воспоминаний, приносящих каждый раз лишь новые приступы томительно-сладкой боли. Слишком уж много прошлого было в глазах его сына. Кровь не водица, так вроде говорят?
Он криво усмехается, рассеянно проводя рукой по спутанным грязным волосам Леголаса.
— Мертв? — переспрашивает Трандуил, не понимающе улыбаясь. — Что за бред? С ним ведь все в порядке, он просто спит, я же знаю…
— Милорд. Не стоит, прошу вас. Это не выход, — лекарь хмурится и устало массирует виски, быстрым взглядом окидывая пергамент в своих руках. — Принц мертв, мой владыка, его не спасти, не воскресить. Лучше бы вам озаботиться похоронами и выбором нового наследника.
Трандуил быстро моргает. Прокушенная губа кровоточит, и маленькие потеки крови струйками расчерчивают подбородок.
Перед глазами встает темная лесная впадина, растрепанные светлые волосы и четко очерченное лицо, пусто глядящее вверх, в просвет меж кронами деревьев, туда, где показались первые лучи восходящего солнца.
Кажется, Леголас всегда любил Луну больше звезд, но втайне от самого себя отдавал предпочтение Ариэн и ее золотой ладье.
Его щеки всегда окрашивал легкий румянец, а глаза задорно вспыхивали, когда из-за туч на мгновение выскальзывало маленькое далекое солнце, золотившее светлые волосы и отмечая веснушками бледную кожу.
Леголас, кажется, и правда любил эти редкие моменты чистого, пьянящего счастья. А Трандуил любил любоваться им украдкой.
Любил. Больше — нет.
— Нет… — шепчет Трандуил, широко распахивая глаза. — Он не мертв. Он не может умереть… Я не позволю…
Есть ведь один способ, он ведь знает, что нужно сделать, действительно знает… Он все исправит, сделает так, чтобы все вновь стало хорошо, правильно, как прежде… Надо только найти и просто…
И просто загадать желание, заплатив за него определенную цену. Так просто и все.