Я часто причиняла себе боль, и физическая боль стала способом познания себя. Познать уверенность. Найти границы, испытать их и доказать, снова и снова, снова и снова, что я достаточно вынослива, чтобы выдержать это, и достаточно живуча, чтобы восстановиться. Боль – интимная, бессловесная вещь. Не беззвучная, не безмолвная, а до-языковая, появляющаяся до слов. Ее почти невозможно сформулировать, и посторонний человек может понять ее, только если представить ее в терминах того, что может произойти с его собственным телом. Как пишет Элейн Скарри в своей книге «Тело в боли»: «Физическая боль не просто противостоит языку, она активно разрушает его, вызывая немедленный возврат к состоянию, предшествующему языку, к звукам и крикам, которые человек издает до того, как научился языку».
Итак, что значит испытывать боль вместе с другими людьми?
Я знаю людей, с которыми я танцевала, так, как никогда не узнаю никого другого. Есть глубокая близость в разделенной боли, в осознании чужой боли очень реальным и определенным образом. Я лучше понимаю, что вы чувствуете, потому что я тоже это чувствовала; лично ощущала общую близость физической боли. Еще я читала о ней в научных исследованиях и видела, как это происходит прямо на моих глазах. И я думаю, что связь, которая возникает, когда люди переживают боль вместе, по крайней мере, частично объясняется непознаваемой природой боли. Или, возможно, это лучше назвать невыразимостью. Но если вы двигаетесь, как я, то вы можете чувствовать то, что чувствую я, и язык с трудом дает этому определение.
Когда боль можно разделить, возникает мощная связь, и люди знают об этом. Подумайте обо всех ритуалах, в которых присутствует боль, от религиозной флагелляции до дедовщины. Подумайте о том, как кто-то может использовать это явление для установления интимных связей между незнакомыми людьми. Вспомните, когда вы в последний раз делали что-то в очень большой группе людей. Подумайте о том, как я собираюсь бежать в океан вместе с Рейн.
«Я собираюсь побороть океан!»
Вскоре после рассвета, в первый день нового года, я выскользнула из постели, чтобы умыться и смыть остатки вчерашнего праздника, и увидела два сообщения от моей подруги Валери, которая начала новый год в Чехии с ледяного погружения. Я чувствую, как меня охватывает дрожь от смелых поступков сверстников.
Я смотрю видео в темной ванной отеля, отпиваю воду из-под крана из бумажного стаканчика, чтобы искупить вину после виски, который я пила на празднике несколько часов назад. Рейн лежит в кровати, несомненно, такая же страдалица, как и я; поэтому я приношу ей стаканчик с водой, чтобы разбудить.
– Я получила сообщение от Валери, – говорю я мрачным тоном священника. – Она уже успела окунуться в воду.
Рейн садится в постели, сощурив глаза. Или, может, нахмурившись. Еще рано, а повестка дня уже вырисовывается: сегодня мы совершим погружение в воду в 2020 году в Кони-Айленде. Никто из нас не в восторге. На самом деле именно этого мероприятия я боялась больше всего, когда составляла план этой книги. Перец каролинский жнец? Ладно, это не так страшно. Глубоко интимные интервью с незнакомцами об их телах и чувствах? Мое нежное сердце любит это. Но холод? Холод?! Я уже упоминала, как сильно я ненавижу холод? Достаточно ли я передала свой первобытный, до самых поджилок, уровень ненависти к холоду во всех его проявлениях?
Я шутила, что погружение в ледяную воду убьет меня, и надеялась, что это шутка. В списке моего мазохизма, который включает в себя все: от сжигания волос на теле с завязанными глазами в лесу до мумификации в пластиковую пленку, от подвешивания к потолку и избиения большой деревянной доской для сыра до написания книги – холод занимал самое последнее место в списке способов, которыми я была склонна страдать ради удовольствия.
Наш отель находится в миле от парка аттракционов «Колесо чудес Дено», где бесстрашные (глупые?) участники погружения этого года будут стоять в очереди на регистрацию. Рейн выпила кофе в лобби отеля, а я налила холодный апельсиновый сок в бумажный стаканчик, как будто все еще не понимая, что мне предстоит прогулка по холоду, не говоря уже о пробежке в океан. Закутавшись и нервничая (смирившись? тревожась?), мы начинаем нашу прогулку к пляжу. Я собираюсь поколотить океан, так я продолжаю уговаривать себя. Я собираюсь победить океан. Холодный ветер сразу же прорезает мой замысловатый, сшитый на заказ комбинезон из одного огромного свитера, и я с возмущением натягиваю на себя замысловатый, готический плащ Санты. С моего запястья свисает пугающая пластиковая маска свиньи. Рейн стоически держится в кожаном плаще длиной до щиколоток, и ее спокойный, решительный взгляд привносит чувство достоинства в разворачивающуюся комедию. У нее одно из тех напряженно структурированных лиц, с такими скулами и челюстью, которые создают самый пугающий из мертвых взглядов. У меня, однако, нет никакого достоинства; я все еще говорю о том, как я собираюсь побить океан.