Болельщик на солнцепёке. Рассказы о любви и спорте

В этот день была «длина» – любимый Севнин вид. Она на нём шестая была на какой-то доисторической олимпиаде. Отмеряли разбег, считали от ямы стопами, на разбеге можно было поболтать³³.

− Марин! Чё там у вас в лагере случилось?

− Ничё.

− А чё Севна тогда на Ленку накинулась?

− Ничё.

Марина разбежалась, прыгнула – неудачно, судя по Севниным жестам. Маркова растолкала остальных в очереди.

− Дайте прыгнуть.

Никто не возражал.

Наташа прыгнула − заступ, догнала Марину. Марина считала стопы заново, перепроверяла разбег.

− Марин! А у нас в лагере Возик всё по тебе скучал. Так и говорил…

Марина клюнула. Остановилась, как цапля: одна стопа на другой стоит, сбилась, потом опять пошла к доске отталкивания, стала пересчитывать разбег заново. Наташа не отставала:

− Во-от. Ему говорят: «Андрюх! Ты чего?» А он: « Вали! Я думаю о Марине».

Марина засветилась, щёки пошли отвратительными бордовыми пятнами, она выдохнула:

− Сто шесть с половиной, − поставила на точку разбега кроссовку. – Чё: реал так говорил?

− Ага.

− А у нас – сказала Марина, – такой, Наташ, кошмар в лагере был. Надо мной смеялись, прикинь, обзывали Кукушкиной. Это из-за фильма. В лагере по телеку курутили. Там такая Кукушкина. И правда, на меня похожа. В общем, в карты я тормозила, не понимала, и все ржали: «Я не буду с этой Ку-Ку играть». Приколись?

− И Лена? – осторожно поинтересовалась Маркова.

− Нет. Лена не смеялась. Она всё из-за Паши Стойко переживала. А я из-за Возика. Мы там стали дружить с ребятами из борцов. А Татьяна Николаевна взбесилась на нас. Мы с треньки уходили и шли с ними на татами, ну, или просто сидели и смотрели на их поединки. Ленились. Не тренировались. Ну, настроя не было. Вот Татьяна Николаевна и нажаловалась Севне. Она нам сказала: если бы я знала, что вы такими стали, я бы вас не взяла… Севна со мной не стала говорить, она же знает, что я Возика люблю. А с Ленкой поговорила. Но Ленке по фиг. Ничего же не было. Мы просто с парнями дружили. И знаешь, я после лагеря поняла, как мне умные мужчины нравятся. Как ты думаешь: Возик умный?

Маркова разбежалась, прыгнула – оттолкнулась чисто, без заступа, без недоступа, «прошагала» по воздуху, плюхнулась на попу.

− Пять-сорок! − Севна похвалила.

Наташа была счастлива. Она ещё никогда так не прыгала. Вот что значит – окрылённая. Вот что значит – на бюджет пробиться, учиться на любимую профессию. Да и плевать на всё остальное. Вот Аляска и Морж, пришли как-то на стадион к Севне, болтали с ней, а к ней, Наташе Марковой, даже не подошли. Потом оказалось, они на свадьбу Севну пригласили. Плевать на это! И на Морозова плевать. Шёл бы он, вообще, лесом. У них в универе такие мальчики-пловцы, все в мышцах, в сто раз красивее легкоатлетов, и все эти мальчишки с ней хорошо.

Морозов тоже Наташу не замечал, а Стойко окликал иногда, и всегда, когда Лена рядом была:

− Наташ! Парить не найдётся?

− Неа.

Маркова не могла понять, шутит Стойко или нет, надеялась, что шутит…

Полторашка заканчивала педколледж, тренироваться приходила от случая к случаю.

− Да кому я нужна, − говорила Полторашка. – Если человеку восемнадцать и у него третий взрослый, ему в лёгкой атлетике делать нечего.

− Чушь! – запротестовала Наташа. − У меня в шестнадцать был третий. А сейчас второй, и я на бюджет поступила, и, уверена: результаты будут расти.

− Наташ! – закричала, даже заголосила Полторашка. − Ты мне сама так говорила про третий взрослый, на мою днюху. Помнишь?

− Я? – испугалась Наташа, потом поняла, что вполне могла такое сморозить, и побыстрее переменила тему, похвалилась: − Я потом в нашу спортшколу приду тренером, мне Севна уже обещала.

Полторашка посмотрела на Наташу как-то пристально, как и многие в их группе за последний год, тяжело посмотрела, почти презрительно, почти с ненавистью и сказала:

− Мне Косов из армии фотки прислал. Прям по настоящей почте, прикинь, в конверте.

− Обалдеть. Ну ты их сканируй и выложи в сеть, я тоже посмотрю.

− Неа, − сказала Полторашка. − Не буду. Сглазить боюсь.

− Да ладно.

− А чё ладно? Ты-то Лену с Пашей Стойко сглазила.

− Это тебе Ленка сказала?

– Нет.

− Я никого не сглазила. Ленка сама в лагере с парнями-борцами ему изменила, спроси Марину.

Полторашка ничего ни у кого спрашивать не стала. Она к зиме вообще перестала ходить. Не пришла даже на соревнования поболеть. А соревнования были хорошие. Соревнования были замечательные. Просто супер-соревнования! Молодцова сошла: остановилась перед первым барьером. Как маленькая девочка, которая только-только начинает бегать детские барьеры. Наташа смотрела забег с упоением, подошёл на трибуны и Морозов.

−Чего, Саша? – ласково сказала.

− Стерва, – коротко отозвался Морозов. Он с сентября всё ходил и ходил кругами, положит кроссовку и ходит, и ходит вокруг неё, отбегает задание, и опять ходит – думает. Это выводило Наташу из себя, напоминало о прошлом, об их, пусть и никаких, но отношениях.