Болельщик на солнцепёке. Рассказы о любви и спорте

Лена ничего не ответила, она замялась, покраснела, ей стало очень неудобно – Наташа торжествовала. Лена стала говорить, рассказывать, как у них в классе зверская математичка организует какие-то ужасные «коллоквиумы».

− Это от слова «кол», что ле?

Маркова была довольна. Если Лена не отшила её открытым текстом, если переводит тему, значит хоть чуть-чуть, но поверила в то, что она наплела про Стойко и Рому. Маркова решила добить Лену.

− Вот ты считаешь меня сплетницей…

Лена молчала, ускорила трусцу, и Наташа ускорилась:

− Вот ты всё со своими высотниками, с Татьяной Николаевной в лагерь мотаешься. А не знаешь, что два года назад у нас в лагере с Севной было?

Лена молчала.

− Короче, Рома с Пашей закадрили девочек, баскетболисток из «Тетры», и пошли ночью их в лес выгуливать. А с утра − скандал. С наших ребят как с гусей вода, ну как из тебя с твоей парки капли, когда Пашка их с тебя счищал.

Лена вздрогнула, побежала ещё быстрее, и Наташа – быстрее. Они неслись по разминочному кругу, обгоняя, сметая всех; разминающиеся и заминающиеся шарахались, крутили у виска, показывали палец вниз – мол, отстой.

− Ну вот, − шипела Маркова, говорила быстрее из-за учащённого дыхания. – Ну вот. Замели их. А девчонки рыдают. Всю смену на них, как на шлюх смотрели. Весь лагерь. А Стойко ещё прикалывался: первый раз в жизни повёл девушку в лес, и ничего не было.

Чуть позже, когда уже сняли длинную форму и пошли на вираж делать ускорения, Наташа услышала голос Севны:

− Лена! Чаще! Чаще! Не пробежка же – ускорение!

Наташа следила внимательно, но не видела больше Лену и Стойко вместе. Но Стойко часто смотрел, когда Лена бегала свои дежурные шесть по двести, десять по сто пятьдесят, и никогда – когда она прыгала в длину. Наташа переживала из-за одного – Стойко страдал. Он хорохорился, делал вид, что всё, как раньше, поливал Лену грязью за глаза, презрительно называя «целкой». Это Наташу беспокоило. Если так будет продолжаться, они и помириться могут. Только в мае, уже весной, на стадионе, когда переодевались на лавке, Лена вдруг сказала Стойко зло:

− Чё уставился? – наверное, она тоже страдала, и эти Стойкины осторожные взгляды, наблюдения в спину выводили её из себя.

− Понравилась, − с презрением сказал Стойко, он был растерян, Лена застала его врасплох, спалила перед всеми.

Лена покраснела. Рыжий Рома загоготал – он всегда был готов поддержать друга.

− Быстрее! Быстрее! – каждую тренировку слышался голос Севны. – Ускорение же! Не пробежка! Лена! Ты не слышишь? Что с тобой?

После этой перебранки Наташа поняла: у них всё разладилось навсегда. У Стойко дерьмовый характер, он подличать начнёт, мстить, он не привык проигрывать, он – восходящая звезда. Ещё и Рома его поддерживает. Рома – заходящая звезда. Стойко – не Морозов. Тот будет ходить кругами, меньше, меньше, пока вообще на месте вращаться не начнёт. Морозов всё переживает молча…

Наташа поступила в институт, прошла на бюджет. Последняя стояла в списке. Вот это было счастье. Они с мамой до ночи обновляли список поступивших. Баллов-то у Наташи было всего сто семьдесят. Проходной был выше, но, как всегда бывает, кто-то отказался – доки можно закидывать в пять мест. Бюджет – вот оно счастье!

Маркова, счастливая, поехала в лагерь позже всех. Её удивило, что Лены нет, и Марины Куликовой тоже.

− Они опять к Татьяне Николаевне попросились, − грустно объяснил Возик и странно посмотрел на Маркову: − Из-за тебя у Ленки со Стойкой всё кончилось. И Маринка от меня ушла.

Наташа хотела крикнуть: да где ж она ушла? Она всегда за тобой бегает и будет бегать! Но вместо этого Наташа недобро, по-новому властно, усмехнулась. Возик продолжал смотреть с угрозой, в упор – она с лёгкостью выдержала его взгляд, и выдавила из себя, дрожа от страха:

− Мало-ой?

Она думала, он её сейчас убьёт, но Возик пнул её кулаком в предплечье, и всё. Наташа сделала безразличный вид. В школе и не такое случалось. В школе ей пацан как-то под грудь бил, подкараулил у туалета и ударил – вот это было больно.

Начался новый учебный год. На первой же тренировке Севна отозвала Лену и долго с ней говорила. Маркова, как могла, старалась уловить, что происходит. Издали она видела, что Лена пыталась что-то доказать, а Севна всё больше краснела и всё громче ругалась. Её, цвета красной вишни, причёска-купол колыхалась, то и дело тренер Тюрина поправляла шпильки: вытаскивала и снова вкалывала, ещё и ещё… Маркова выбежала со стадиона, перелезла через ограждение-заборчик, подошла поближе к месту, где стояли тренер и Лена, встала на травку, притаилась, спряталась, если полуметровый барбарисовый куст можно было называть укрытием, прислушалась:

− Ты пойми, девочка, − говорила Севна. − Парень мне в подоле не принесёт, а ты – запросто. И мне с твоими родителями разбираться придётся! Тебе ж ещё шестнадцати нет. Всё! Тренируйся.

Маркова пулей побежала на стадион, подошла к Марине Куликовой.

− Уйди! – сказала Марина, она как раз делала ускорения.