Ещё не раз Андрей Львович принимал участие в экстремальных марафонах. Он бегал по замёршему Байкалу, по Уральским горам и вокруг горы Килиманджаро, он бегал в пустыне, бегал и на Южном Полюсе. На Южном Полюсе, в Антарктике, Андрею Львовичу понравилось бегать больше всего. Там было хоть и ветрено, но сухо, не влажно. А ещё были огромные колонии королевских пингвинов. Андрею Львовичу посоветовали взять с собой губную гармошку. Андрей Львович дудел в гармошку, было похоже на крик пингвинов. Пигвины думали, что Андрей Львович – свой, тоже пингвин, сбегались к нему и пытались с ним подружиться: толкали его, пинали, хлопали малюсенькими крылышками… Андрей Львович хохотал, радовался как мальчик, барахтался с пингвинами в снегу, пытаясь повторить их «волну»: пингвины не только в воде, но и на суше передвигались стилем «дельфин». Когда проходил марафон, пингвины марафонили вслед за Андреем Львовичем и судьи никак не могли выгнать пингвинов с трассы. Так и бежал Андрей Львович в окружении пингвинов.
Андрей Львович набегал уже сто пятьдесят марафонов, стал знаменитостью, ему вручили медаль, орден и премию. Но один экстремальный марафон оставался непокорённым. Это был марафон вверх и вниз по Великой китайской стене. Андрей Львович заблаговременно подал заявку, стал готовиться, тренироваться. На Воробьёвых горах, от метромоста вниз, идут ступеньки, много-много ступенек, великое бесконечное множество. Люди, поднимаясь с набережной к метро, еле доползают, глотают воздух, как рыбы, выброшенные на сушу, вытирают потное лицо, хватаются за сердце: вверх по ступеням ходить с непривычки тяжело. Андрей Львович лихо забегал по веренице ступеней, приводя прохожих в восхищение. Но по ступеням надо было и спускаться. Кажется, что спуститься по ступеням, сбежать по ним вниз, в миллион раз легче, чем подняться. Но как-то осенью, при сбегании, Андрей Львович почувствовал неприятное покалывание в колене. Он списал это на морозную погоду. Но вскоре начало покалывать и второе колено – будто тысячи невидимых гвоздиков хотел вбить в колено невидимый робот. В это же самое время первое колено начало жечь – будто печку разожгли в коленной чашечке. Андрей Львович прекратил тренировки, перестал бегать, а скоро и ходить стал с трудом, с палочкой. Оказалось, что сто пятьдесят шесть марафонов, которые преодолел Андрей Львович, нарушили что-то в суставе, сустав стесался, износился, как какая-нибудь деталь, шестерня или ползун в направляющей.
− Что же вы хотите, Андрей Львович, − трагически качал головой спортивный хирург. − Лестница сустав окончательно добила. Если бы вы с детства тренировались − это одно, а начать бегать в пятьдесят лет − это, глубокоуважаемый, уже и суставы не те, и эластичность тканей не та. Вот и вышел механизм из строя от сверхперегрузок.
Андрей Львович сделал операции на коленях и стал передвигаться на костылях. Врачи советовали бассейн. И Андрей Львович стал ходить в бассейн рядом с домом, в Лужниках. Он увлёкся плаванием, из худого, сухощавого бегуна Андрей Львович превратился в сильного плечистого атлета-мореплавателя. Андрей Львович стал участвовать в марафонских заплывах. Врачи обещали, что скоро он сможет ходить без костылей. И всё шло к тому – колени медленно, но шли на поправку. Но вдруг произошло непредвиденное. Бассейн «Лужники», который посещал каждый день Андрей Львович по льготному абонементу, закрыли. Андрей Львович организовал митинги, он стал ходить по инстанциям, стал писать об этом в спортивных журналах. Но памятник позднего советского конструктивизма снесли, на месте огромного бассейна зияла пустота, а памятник дедушке Ленину, стоявший неподалёку, у Южной спортивной арены – был единственным, кто видел «разгром» от начала до конца. Андрей Львович ходил уже с одним костылём. Он приковылял к месту, где было здание, мощное, здоровое, прямоугольное, оно казалось непобедимым и вечным − ведь архитектура живёт в веках. Но теперь оно продолжало жить только на фотографиях. Бассейна больше нет, а Андрей Львович ещё есть.
На месте снесённого здания среди осколков плитки, камней, в ореоле покорёженной ржавой арматуры, раскиданной по тени-периметру здания, сидела на раскладной табуреточке старушка и причитала. Андрей Львович, переваливаясь на костыле больше обычного, доковылял до старушки и поинтересовался:
− Вы тоже здесь плавали?
− Плавала, − всхлипывала и сморкалась старушка, то и дело протирала очки. – Ещё как плавала. В шестьдесят четвёртом году на Чемпионате я здесь победила. И всю жизнь здесь проработала. Детишек тренировала, в Федерации заседала.
Андрей Львович не мог поверить глазам: неужели эта старушка та великая чемпионка, которую он ещё молодым часто видел по телевизору?!
− Теперь плач-не плач, горю не поможешь, − вздохнул Андрей Львович. – Знаете, сейчас всё-таки сентябрь. Как вы думаете, вы мне как специалист посоветуйте, можно ли плавать в Москве-реке?
− А почему ж нельзя, − сказала старушка. – Мы часто в молодости плавали. Пока бассейн в пятьдесят пятом не отстроили, так постоянно на реке тренировались.