Болевой порог

— …броситься головой вниз, — доканчивает она мою фразу, и в голосе звучит неприкрытая насмешка.

— Надеюсь, это не испортит вам вечер. — Я тоже умею быть язвой.

— Неправильно по нескольким причинам. Во-первых, внизу детская площадка. Никто не обрадуется женскому трупу в песочнице. Да и у тебя, подозреваю, нет намерений гробить настроение кому-то, кроме себя. Если хочешь, я покажу другое местечко на заднем дворе, туда детишки не заглядывают. Правда, для этого придется как-то проникнуть на технический этаж.

— Ты что, дура?! — взрываюсь я.

— Я не дура, — отвечает она со смехом. — Я рыжая. Что мы с тобой перекрикиваемся посреди ночи? Давай я лучше к тебе перелезу.

— Нет!

— Спасибо…

У нее это получается удивительно ловко. Должно быть, она в ладах с акробатикой или с чем-то подобным. Правда, в какой-то момент мне кажется, что по закону всемирного тяготения ей полагалось бы упасть — я как раз собиралась самостоятельно проверить его действие… Но все обошлось, и с тихим возгласом «Пи-и-у-у-уу!» она описывает в ночном воздухе дугу, с тем чтобы благополучно приземлиться рядом со мной.

— Вот, — сообщила гостья с удовлетворением. — Меня зовут Ксанка, а тебя? Хорошо, я не настаиваю.

Ксанка — кому могло прийти в голову дать такое имя девочке? Эти русские имена… Она действительно рыжая. Мы примерно одного роста, но она крупнее меня во всех измерениях. И это не избыточный вес, просто такая особенная стать или, как говорят еще, широкая кость. На ней серое трико с эмблемой клиники. Круглое лицо в обрамлении мелких медно-рыжих кудряшек, нос-кнопка и большой улыбающийся рот от уха до уха. Она похожа на женское издание Страшилы из Страны Оз, такая же симпатичная уродина.

Я все еще ненавижу ее за непрошеное вторжение в мою личную жизнь. Хотя, следует признать, ненавидеть это милое чучело совсем непросто.

— А еще неправильно, потому что громадный процент самоубийц успевает передумать на полпути к финишу, — заявляет она с уверенностью. — В последние секунды внезапно обнаруживается прорва неоконченных дел.

— Откуда ты знаешь?

— Из личного опыта.

— Ты тоже ревенант? В смысле — пациент?

— Сейчас уже нет. Сейчас я персонал. Вечерний администратор. Моя смена истекла полчаса назад, и я могла бы со спокойной душой отправиться баиньки. И никогда не узнать, чем закончилась твоя история…

— Похоже, самоубийства здесь обычное дело.

— И здесь мы переходим к заключительной неправильности твоего поступка. Ты же видела: перед тем как запрыгнуть на твою веранду, я оттолкнулась от пустоты.

— Гм… не заметила.

— Ненаблюдательная девушка, — констатирует Ксанка. — Контингент нашей клиники отличается высокой психологической нестабильностью. Таких, как ты, с необузданными стремлениями решить сложные проблемы простыми способами, здесь до фига. Поэтому здание по всему периметру укрыто слабым силовым одеялом. Сквозь такую оболочку свободно гуляют воздушные потоки и весенние ароматы, но более материальные тела не проникают. Кстати, прекрасная защита от мошкары, которая неизвестно откуда берется в межсезонье! Хотя я согласна с тобой, это унизительно.

— Ты заметила, что разговариваешь сама с собой? — вставляю я ехидно.

— Но ты, по крайней мере, внимательно слушаешь.

— Хорошо, заинтриговала… что здесь унизительного?

— Ну как же: силовые линии поляризованы! Человек на ясном глазу собирается покончить счеты с жизнью, а вместо свободного полета башкой на бетонные плиты он весело и безопасно сползает к парадному крыльцу, как по водяной горке в аквапарке. Унизительно во всех смыслах, не исключая переносный… Послушай, что-то я замерзла. Пойдем в палату, поваляемся.

— Нет. — Я пытаюсь вяло сопротивляться ее напору.

— Спасибо.

Ксанка тащит меня за собой как куклу. Пальцы у нее короткие и очень сильные. Оказавшись в помещении, она без лишних разговоров прямо в одежде плюхается на постель. Замирает, блаженно прикрыв глаза и разметавши конечности. Я осторожно присаживаюсь на свободный краешек. Откуда она взялась на мою голову, чем я прогневила небеса? Ну да, ответ очевиден…

Едва только я начинаю подозревать, что она уснула, как Ксанка произносит ясным голосом:

— Теперь самое время тебе поделиться со мной своими несчастьями.

— У меня нет несчастий. Я сама сплошное несчастье.

— Пока ничего нового, мы все таковы.

— Я не хочу жить.

— И такое бывает.

— У меня все внутри болит, и я хочу это прекратить.

— Не получится.

— Что за чушь!

Она приподнимается на локте, впервые за все время ее круглая физиономия делается серьезной. Менее потешной от этого она, конечно, не становится.

— Я динозавр! — с гордостью объявляет Ксанка. — Реликт, вымирающий вид. Я верю в то, что после смерти нас ждет рай или ад, в зависимости от суммы наших поступков. Ты можешь верить в конечность бытия, но убедиться в собственной правоте нам выпадет шанс много позже. И твоя боль последует за тобой повсюду. Туда, — она тычет пальцем в мерцающий потолок, — или туда. — Палец вонзается в скомканное покрывало. — Убить себя несложно…

—.. если по соседству не окажется надоедливых зрителей! — фыркаю я.

—.. но это ничего не решает.