Болевой порог

— Тогда зачем… ах да, познакомиться…

— Не только. Дело в том, что я, если угодно, один из немногих экспертов по интересующей нас с вами проблематике. Десять лет назад вместе с Михаилом Сапрыкиным я руководил группой, которая исследовала подземные пустоты Мтавинамуарви. После того, как вас нашли и забрали оттуда, было несколько серьезных попыток закрепиться на планете и развернуть полноценную ксеноархеологическую миссию. Разного рода любителями можно пренебречь, тем более что дальше первого уровня никто продвинуться не мог. Более всех ожидаемо преуспели кеоманрани — арахноморфы с невообразимым по нашим меркам чувством и видением пространства. Они нашли вход в лабиринт, сочли, что дальнейшее тривиально, и передали технологию доступа нам. Вы не поверите, я сам спускался на пять-шесть миль по этим проходам. И ничего не нашел такого, что подтвердило бы ваши рассказы о лагере Крофтов и усыпальницах мтавинов.

— Получается, вы один из тех, кто решил, что я всего лишь бедная чокнутая девочка, которая все выдумала?

— Есть вещи, которые вы не могли выдумать. В конце концов, Аксель Скре и его группа существовали в реальности. Они высадились на Мтавинамуарви. Они пропали на Мтавинамуарви. — Он выговаривает имя планеты без малейшей запинки. — Бедная чокнутая девочка возникла из ниоткуда на Мтавинамуарви пятнадцать лет спустя. По меньшей мере последний факт нуждался в рациональном объяснении, а версия, изложенная вами, ничем не хуже других.

— Но вы прекратили поиски.

— Потому что никто не видел в них смысла. Прошло много лет, я ушел из ксеноархеологии, стал администратором, систему Нахаротху закрыли для всех видов навигации… И вдруг из небытия возникаете вы и снова ставите те же вопросы.

— Неудобные? — спрашиваю я печально.

— Не то слово, — отвечает он ровным голосом.

— Я ничего там не нашла. Никаких доказательств. Вообще никаких следов. Я и сама уже не уверена, что ничего не придумала.

— Разумеется, — кивает Ленартович. — Разумеется…

Он разворачивает перед собой экран видеала и выводит на него плоскую картинку в серой гамме.

— Вы знаете, кто этот человек? — спрашивает он спокойно.

Меня только что окатили громадным ушатом ледяной воды. Или крутого кипятка, никакой разницы.

С экрана на меня уставилось лицо в рыжей щетине. Впалые щеки, глаза почти безумные за пыльным забралом шлема. Незнакомец из лабиринта. «Ты кто такая? Патруль или спасатель?»

— Нет… не знаю.

— Это Аксель Скре, — сообщает он как ни в чем не бывало. — Тот самый. Во плоти, в натуральную величину и даже с прежними неадекватными реакциями. К слову, не постаревший ни на год, хотя и слегка помятый.

— От… откуда это?

— Вы должны были знать, — усмехается он. — Хотя от стресса и не такое вылетает из головы… Ваш скафандр, как ему и полагается, оснащен регистратором. У нас есть полная запись ваших блужданий по мтавинскому лабиринту.

— Тогда вы могли…

— Да, хижину вашу мы тоже видели. Похоже, вы действительно находитесь с этим миром в особых отношениях… Собственно говоря, есть все основания для возобновления миссии на Мтавинамуарви, но в ином статусе. Теперь она будет спасательной. Вам будет предложено выступить в качестве эксперта или научного консультанта, на ваше усмотрение. Как вы намерены исполнять свои функции — дистанционно или на месте… и намерены ли участвовать в миссии… решать вам, барышня.

Болевой порог

Она все равно не улетела бы без меня.

И неважно, что было тому причиной. Правила позволяли Джильде сделать это. Но тогда коллеги, все эти безбашенные дружки из «Трех Планетоидов» никогда не приняли бы ее в свой крут. На нее смотрели бы как на драйвера, который бросил на мертвой и опасной планете своего пассажира. Возможно, она думала и об этом. Если бы так оно и было… что это меняет? Это как-то способно оправдать меня в собственных глазах? Или я смогу выдумать еще какую-нибудь гадость про мою славную Джил, чтобы утихла наконец эта боль — выматывающая, выворачивающая наизнанку мою душу? Ведь я-то знаю точно: она осталась и ждала меня под градом небесных камней потому, что любила меня и хотела защитить.

Ленартович, должно быть, решил, будто его замшелых канцелярских периодов достаточно, чтобы вернуть мне душевный покой. Будто бы новые вести окажутся мне интересны и вернут вкус к жизни. Оставил кристаллик с копией моих подземных блужданий в рассуждении, что едва только за ним затворится дверь, я кинусь смотреть и пересматривать… А еще вернее, ничего такого он не думал, а пришел и равнодушно, с трудом скрывая неприязнь, сообщил мне все, что ему поручили сообщить. Исполнил свой служебный долг.

Что ж, по крайней мере, я знаю, что я дура, но не сумасшедшая. И они в своем Корпусе это знают. И понимают при этом, что никакой я им не эксперт, толку от меня никакого, что таких экспертов в любом математическом кружке косяк и маленькая рыбка, и если им нужен кто-то разбирающийся в метаморфных топограммах, то чокнутая социопатка пригодна для этого в самую последнюю очередь.