Болевой порог

— Конечно, найдется. — Он встает и начинает расхаживать вокруг своей табуретки, иногда выбредая за пределы пространства vis-a-vis и незаметно для себя проходя сквозь какую-нибудь ненароком подвернувшуюся вазу с сухими колосьями. — Пара слов… именно пара… — Его голос обретает академический металл. — Проблема в том, Анти, что ничего принципиально нового вы не открыли. Класс подобных метаморфов давно известен. Он описан еще в прошлом веке в работе Сигэмицу и Эммана «Парадоксальность и эстетика алгебраического абсурда». Между прочим, Эмман — это японская фамилия, точнее, псевдоним, как у меня. И употреблен по той же самой причине. Настоящая фамилия ученого была Ямамото. Следовательно, он был обречен затеряться в толпе однофамильцев, а то и полных тезок. «Эмман» означает «мир и согласие»… — Марк Фрид снова устраивается на табуретке, как на насесте, и смотрит на меня испытующе. — Вам не интересно?

«Ну что вы, Марк, как вы могли такое заподозрить, Марк, никогда не слышала ничего более захватывающего, Марк…» Так мне следовало бы отвечать, изнывая от пиетета и величия момента. Но нынче я не настроена лицемерить даже из уважения.

— Нет, — говорю я.

— Да мне, строго говоря, тоже… В этой работе описан сам класс, приведена вся формальная часть и перечислены допустимые реплики. Единственное отличие вашего реферата в том, что вы сочли возможным связать кохлеары с тубулярами, исходя из допущения, что и те и другие являются резидентами гильдерманова пространства. Формальное сходство улитки и вашего отдельно взятого мтавинского… кстати, почему мтавинского?.. странное определение… ну и бог с ним — мтавинского кохлеара ввело вас в заблуждение. На самом деле это резиденты разных пространств. Вы наверняка знаете, что такое «полиметрическая алгебра Стяпонавичуса»?

Отрицательно мотаю головой.

— Если честно, мне до сих непонятно, что заставило вас тратить столько сил на описание описанного и доказательство доказанного. Я потому к вам и явился, чтобы своими глазами увидеть сей феномен.

— Дело в том, Марк, что мтавинский кохлеар существует в реальном мире.

— Это неважно. Наш мир достаточно многообразен, чтобы в нем имели материальное воплощение все бредовые фантазии человеческого мозга. И нечеловеческого тоже, я не метарасист… Я здесь потому, Анти, что мне импонирует ваше упорство. То, что вы изобрели велосипед, не есть тяжкий грех. В сопространственных проблематиках такое приключается сплошь и рядом. Вот и ваш покорный слуга в свое время… гм… И, строго говоря, кое-где ваша система доказательств более изящна и практична, нежели у наших добрых самураев… — Он затейливо переплетает конечности и окидывает меня из своего отдаленного мирка благосклонным взором. — Давайте поступим так: вы приводите свое здоровье в порядок и связываетесь со мной… только никаких экранов, непременно vis-a-vis или в материальном воплощении… кофе, мороженое, вкусный ликер гарантирую… и мы трансформируем ваш реферат в полноценную научную статью. Я объясню, что следует исключить, а на чем акцентировать внимание небезучастной математической общественности… авторство, разумеется, остается целиком за вами…

— Спасибо, Марк, — роняю я.

Он вдруг резко подается вперед и едва не пронизывает меня насквозь.

— Кажется, я понимаю, в чем главная проблема, — сообщает он, заговорщицки сощурясь. — Вы все время пытались вызвать в своем воображении визуальное представление этой винтообразной дряни. Запихнуть ее себе в голову, в обычную человечью, что скрывать — женскую голову…

— Ну да, — уныло вздыхаю я.

— Ох уж эти мне хайдельбергские визуалы! — смеется он. — Легкие пути не для них… Открою вам секрет, Анти: у меня с воображением вообще паршиво, я и трехмерные-то классы представить себе не могу Ну, куб или пирамиду — это запросто, а потом начинаются сложности. Анти, не нужно ничего воображать! Всевышний даровал человекумозг не для того, чтобы забивать его нарочито искаженными проекциями реальности, а чтобы создать аппарат для описания всего на свете и употребить на благо вселенской гармонии…

Он шлет мне воздушный поцелуй и рассыпается в прохладном воздухе снопом разноцветных искр.

Какое-то время пытаюсь размышлять на тему: нужно ли мне все это безобразие, хочу ли я оставаться математиком, изменит ли предполагаемая статья мои представления о собственной бездарности. И на все поставленные вопросы сама себе даю однозначно негативные ответы.

Но прежде чем я падаю на ложе без сил и желаний, ко мне заявляется последний посетитель.

День визитов. Ленартович из Корпуса Астронавтов