Боливар

В «семьдесят один» Борха соответствовал своим годам. Огонь, как говориться, уже угасал, но дым ещё шёл. Однако статус «инкогнито» и монашеская ряса не позволяли Борха вести разгульную жизнь, поэтому он увлёкся моделированием.

Труд в мастерских и на приусадебном участке, ежедневные плавательные упражнения в бассейне и качественная еда, доставляемая из ресторана Хуана Гонсалеса, приободрили Папу Борха.

Тесть Алехандро, узнав, что на вилле зятя появились какие-то монахи, лично приехал на верфь и поинтересовался о них.

— Ватикан прислал монахов ордена Иисуса разобраться в моих игрушках. Говорят, хотят открыть в университете инженерную кафедру.

— Это они тебя на костёр примеряют, Алехандро. Чаще посещай храм и исповедуйся. Говорят, эти иезуиты — псы Папы, прости господи.

— Может вы и правы. Да меня, вроде, не за что…

— Был бы человек, а повод поджарить его найдётся.

— Они предлагают мне открыть колледж прямо на моей вилле. Обещают оплачивать профессорскую ставку.

— Ну, тогда, действительно, заинтересовались по-доброму.

— Да нет у меня на это время.

— Найди, Алехандро, найди время. Передавай свои знания.

* * *

В отсутствии Папы, его дела, фактически, взял на себя Чезаре Борха, кроме пустопорожних переговоров и церемоний. Новый церемониймейстер, иезуит второго ранга, со своими обязанностями справлялся. Ватиканские службы работали как заведённые часы, и Чезаре полностью отдался управлению провинциями и городами.

Кстати… На «мостовой» башне крепости Святого Ангела установили механические часы. Первые и единственные, пока, в Италии. Часы, вышедшие из мастерской Ордена Иисуса, обустроенной тут же в крепости.

Лето одна тысяча пятьсот третьего года выдалось жарким, и по причине высоких температур и влажности, и по причине начавшихся военных столкновений французских и испанских войск.

— О чем вы сейчас думаете, магистр? — Спросил Чезаре Коломбо, сидя вечером под навесом, оплетенным виноградными лозами, отщипывая по одной спелые синие ягоды.

— Я думаю о том, как остановить Людовика? Вернее, его полчища, грабящие наши города.

— Вы полагаете, надо помочь Фердинанду?

— Я полагаю, что надо навалять им обоим, и отбить охоту шляться по нашей земле.

Чезаре удивлённо посмотрел на Коломбо.

— Вы, магистр, удивляете меня… Как вы говорите? Э… Своим патриотизмом. Вы же его воспитываете в своих монахах?

— Не в монахах, мессир, в детях. Любовь к Родине.

— Ну да, ну да… Раньше вы не проявляли его открыто.

— Я привыкаю к вам, мессир, и иногда позволяю себе открытость. Этого не повториться, мессир.

— Да, нет, магистр, это хорошо! Это мне нравится. А то… Разговариваешь с вами не как с человеком, а как с… оракулом. Это утомляет. Пора нам подружиться, как вы считаете? Вы доказали свою преданность нашему дому, Папе и подтвердили свои способности заглядывать в будущее. Прошёл август, и случилось всё, что вы и предсказывали.

— Я с благодарностью принимаю ваше предложение, мессир.

— Чезаре, Кристо, Чезаре! Так что в имеете ввиду? И что значит: «навалять»?

— Надавать оплеух так, чтобы они катились отсюда кубарем.

Чезаре вскинул брови, заулыбался и рассмеялся.

— Я представил эту картину: франки катятся с Ватиканского холма. Вы поэт, Кристо.

— Я музыкант, — тихо сказал Коломбо. — Был когда-то.

— А я так и не слышал вашей флейты, Кристо. Сыграйте мне, — попросил он, — как-нибудь.

— Как-нибудь, мессир. Обязательно. Может быть и сегодня. Вечер уж больно хорош. Конец лета…

— И всё-таки… Ты что-то можешь предложить?

— В орден вступил один… алхимик. Ещё в пятьсот первом году… Он всё пытался порох усилить. Мы слегка организовали экзерсисами его голову и дали ему возможность работать… Он сделал очень сильный порох, мессир.

— Чезаре, Кристо, Чезаре. Привыкай. И что?

— У нас есть опытные солдаты… бывшие солдаты… Но они сейчас стали ещё лучше солдаты, чем были. Истязания и испытания тела сделали их стойкими и сильными. И самоотверженными. Они могут пронести «порох» к врагам и взорвать его там.

— И тебе не жаль своих братьев? — Удивился Чезаре.

— Жалость — грех. Мне не жаль их, но отдавать жизнь им не придётся. Этим же алхимиком изготовлены взрыватели с часовым механизмом. Бомбы взорвутся задолго после того, как наши братья уйдут из расположения франков. И это отведёт от них подозрение.

— Ловко!

— А ещё… Наши братья готовы начать тайную войну с войсками Людовика. Неуловимые «народные» отряды будут нападать на небольшие группы франков.

— Не разозлим ли мы Людовика?

— Даже если и разозлим, он не рискнёт напасть на Рим во время войны с Фердинандом. А вообще-то, надо собирать ополчение. Надо обязать каждый город содержать свою армию. И, вообще, дать городам больше самостоятельности и прав.

— Ну… С этим мы пока торопиться не будем. Я это делаю, но постепенно. А вот с ополчением и с тайной войной мне нравится. Когда сможете начать?

— Мины, уже заложены, осталось взорвать.

— Да как так-то? Когда заложены?

— А вот сейчас и заложены. После нашего с вами разговора. Пока только в пяти местах, но «бахнет» знатно. И сегодня же начнутся нападения.

* * *