Больница неизлечимо помешанных

[1] Средь племени помешанных нет ничего невыносимее тех, кого мы называем безумцами разъяренными и озверелыми, ибо расположение их ума столь ярое и необузданное, что надобно бежать от них, как от неистовства неудержимых и проклятых зверей. Они безумны не только против других, вредя со зверством, в них царящим, но и на себя самих обращают ярость, увлекающую их мозг ко всякому роду зла, какой только можно помыслить.

[2] Древнего Геркулеса изображают поглощенным этою яростью: облекшись туникой кентавра Несса, от нестерпимой боли он ринулся в пламень горы Эты, почему Клавдиан говорит:

Этейский пик покидаешь,
Пламенем проклятый встарь Геркулесовым.

[427]

[3] Охваченным такою же яростью выводит Овидий в XIII книге «Метаморфоз» Аякса, сына Теламона, из-за приговора, вынесенного греками, согласно которому оружие Ахилла надлежит отдать Улиссу, а не ему.[428] [4] Ариосто же великолепно описывает безумную ярость Роланда, особливо в двух строфах: первая та, где говорится:

Скалу и надпись рубит; до небес
Взлетать осколки камня заставляет.[429]

[5] И вторая, где говорится:

Стволы и пни, скалы и комья в волны
Прекрасные ввергать не уставал,
И вот они, кипеньем мутным полны,
Уж не были прозрачны, как кристалл.[430]

[6] Вот почему, как описывается в другом месте, когда Астольф хотел его вылечить, пришлось связать его множеством веревок,[431] как цепного помешанного, каким он сделался.

[7] Афамант, сын Эола, описан у Овидия столь остервенелым и разъяренным, что в этом неистовом состоянии он убил собственного сына, по имени Леарх; вот стихи Овидия в VI книге «Фастов»:

Фуриями тесним Афамант и обманным обличьем,
И от отчей руки гибнешь ты, юный Леарх.

[432]

[8] О Камбисе сказывает Геродот, что, надругавшись над египетским богом по имени Апис, он после этого впал в такое неистовство, что сначала, понукаемый Фуриями, истребил почти все свое семейство, а потом, обратив ярость на себя, в безумии убил себя самого.[433]

[9] Проперций в третьей книге помещает среди разъяренных помешанных Алкмеона, сына Амфиарая и Еврифилы, который, убив свою мать, был приведен и понужден неподвижными воображениями к этому роду помешательства; поэтому о нем говорится:

Фурии там Алкмеоновы есть и голод Финеев.

[434]

[10] Лукан в первой книге к помешанным этого рода причисляет и некоего Пенфея, который, как пренебрегавший божеством Вакха, был им наказан, сделавшись неистовым и безумным, как зверь, почему говорится:

Не знавали таких смятений души потрясенной
Ни, обезумев, — Пенфей, ни, в разум вернувшись, —
Агава.

[435]

[11] Об Оресте, сыне Агамемнона и Клитемнестры, Целий пишет, что, после убийства матери впав в исступленье, он разодрал все свои одежды и изгрыз себе один палец, вследствие чего у Павла Мануция явилась пословица ткать плащ Оресту[436] применительно к тому, кто делает подарок человеку, который в конце концов дурно им распорядится.

[12] В наше время великое помешательство сего рода охватило одного солдата из Бризигеллы,[437] который, впав в исступление от любви к фаэнтинской девице, в один присест съел доспешную рукавицу и нагрудник, ибо эта неистовая блажь так далеко проникла ему в мозг, что не давала отличить доспех от хлеба. Схож с ним был Камблет, царь Лидии, который (если не лжет Целий) однажды ночью, обуянный неистовством прожорливости, съел свою жену, бывшую подле него, и поутру нашед у себя во рту ее руку, сделался подлинно безумным, как цепной зверь.[438]

[13] Думаю, не будет неуместен пример Сантина из Вилла Франки,[439] который, впав в исступление из-за околевших у него коровы и быка, пошел в хлев к соседу, где был осел и свинья с множеством поросят, и, влекомый исступлением, убил их всех и съел пол-осла, ни глотка при этом не выпив.

[14] Другой, прозываемый Маркионе, из Буффалоры[440] под Миланом, будучи служкой одного приходского священника близ Варезе, по несчастью впал в это зверское расположение из-за одной свечи, украденной у него каким-то мошенником, и, преисполненный гнева, взбежал на колокольню и съел почти целиком язык колокола, доставив всей общине не меньше забавы, чем вреда, когда они о том известились.

[15] Пьетро Антонио из Валь-ди-Таро,[441] садовник по ремеслу, учинил кое-что посерьезнее, ибо, когда одно из его растений было попорчено ночью, как это случается, пришел в такой гнев и такое бешенство, что зубами пожрал тяпку, лопату и тачку для навоза, не в силах усмирить великий пыл, увлекавший его за пределы всякого рассудка к такому безумству.