Больница неизлечимо помешанных

[6] Другой архипедант и педантичнейший педант (ведь это племя — самое упрямое, поскольку самое невежественное в мире), по прозванью Шепелявый, вступил однажды в спор со школьным наставником, человеком ученым, разумным и украшенным отменными манерами, о словах Катона: С обручем (troco) играй, зерни (alea) избегай.[461] С великим упрямством он утверждал, что Катон в этих словах позволяет юношам играть в трукко[462] и что в еде они должны всячески оберегаться чесночного соуса (agliata), и все это с таким напором, что наставник, благоразумный и проницательный, оставил его в сем неведении, да еще сказал, что он прав. А неотесанный педагог, еще упорствуя после заявления наставника, прибавил следующее: «Теперь вы видите, знаю ли я, о чем говорю, ибо я читал Диомеда, и Скопу, и Пришанезе больше четырех раз, и у меня есть словарь под названием „Новарский Тортеллий“,[463] выводящий из заблуждения всякого, кто думает тягаться со мною в диспутах и спорах».

[7] Довольно о таковых безумцах, упрямых, как мул, которые в Больнице хранят по своему благочестию образ Миноса,[464] божества, воистину им приличного, и поэтому мы с торжественными мольбами воззовем к его приязни, весьма им приличествующей и благотворной.

Молитва к богу Миносу за безумцев упрямых, как мул

[1] О суровый паче суровых, неумолимый, беспощадный, неколебимый, непреклонный бог Стигийской волны, родной сын Юпитера и Европы, могущественнейший царь Крита, муж той Пасифаи, что от сладострастия воспалилась любовью к быку и гнусно возлежала с ним, жесточайший гонитель Дедала, создавшего ту деревянную корову, укрывшись в которой, сладострастная его супруга нашла удобства для срамных сношений с быком: ради этой жесткой и крутой суровости, которую всякий приписывает тебе как в отношении этого дела, так в отношении прочих беспутств, прошу тебя, молю и заклинаю, чтобы с этими упрямцами, кои благоговейно хранят твой образ, тебе изволилось действовать таким образом, чтобы эти опрометчивые уразумели, сколь их упрямство несходно с твоим и от него отлично, ибо ты всегда неколебим в делах праведных и честных, а они стоят на своем в непозволительных и неподобающих, так что не найти и не увидеть никакой соразмерности между их природой и твоей. [2] Итак, о святейшее божество Дитова царства, позволь узнать различие между ними и тобою и покажи им упрямство, царящее в тебе, ибо вследствие милости, которую ты окажешь этому упрямому сонмищу, ты увидишь, как тебе принесут в награду преогромную заплату на башмак, из тех, что ставят крестьяне Романьи: повешенная перед твоим образом в качестве эмблемы, она покажет, что твердость, у тебя выпрошенная, полезней их собственной.

Рассуждение XXVII О безумцах ощипанных [465]

[1] Обыкновенно именуются безумцами ощипанными те, кто, наслаждаясь возможностью докучать и досаждать то одному, то другому и не в силах себя обуздать, так что их нрав обращается то против того, то против другого, доводят наконец до того, что большая часть людей, или все, или по крайней мере самая значительная соглашается в намерениях и, ища мести, оставляет их ощипанными безумцами, ибо те собирают трюфеля поверху[466] и уносят домой тумаки, коих часто заслуживают по своей ослиной назойливости. [2] И чем меньше они об этом думают — ибо отпускают поводья своим достоинствам и разуму, уповая во всяком деле превзойти сотоварищей, ибо ценят их не больше кабацкой затычки, — тем чаще бывают застигнуты врасплох, ибо редко случается, чтобы человека, полного таким самомнением, не вывел на чистую воду тот, кто непрестанно настороже, дабы провести того, кто пытается провести его.

[3] Катилина думал перехитрить Марка Туллия, учинив величайший заговор, но этот осторожный и изворотливый человек обрушил весь скоп на его голову и, с помощью одной женщины[467] раскрыв его затеи, надул его таким манером, что в конце концов он, как пишет Саллюстий, вместе со своими товарищами вышел ощипанным безумцем.

[4] Лодовико, прозванный Моро, думал, как говорит Гвиччардини,[468] доставить великую досаду Фердинанду, королю Неаполя, призвав в Италию против него французов, но кончилось дело так, как предугадал тот флорентийский посланник,[469] который, увидев в Милане его герб — мавр, подметающий мусор перед дамой, — заметил, что ему надо бы остерегаться, как бы этот мавр, убирая мусор, не намел его на себя: ибо в конце концов Лодовико вышел ощипанным безумцем, потеряв свое государство, жизнь и честь разом.