Болотное гнездо (сборник)

Я еще раз посмотрел спектакль уважаемого всей Россией классика, пытаясь разгадать, что же в ней такого, что заставляет плакать и переживать пришедших в театр зрителей. Да, она была хорошо поставлена главным режиссером театра Папкиным. И актеры выложились – не каждый день приходится играть на столичной сцене. На этот раз Папкин взял в союзники не потусторонние силы, а выписанного с мастерством вполне привычного для России зеленого змея, хмельными чарами которого была отравлена мужская половина персонажей пьесы, которые даже у кровати умирающей матери, не стесняясь, звенели стаканами. Уже перед финальной сценой, стараясь не привлекать к себе внимания, я вышел из зала и двинулся к выходу. Краем глаза успел отметить: буфет уже готовился к фуршету, как было и заведено у Минотавра, на столы выставлялась привезенная байкальская водка, рыжики, омуль и сиги. Все было просчитано и учтено, как дважды два.

Едва я ступил на брусчатку Камергерского переулка, как тут же моя нога по щиколотку провалилась в бегущий водяной поток. Сибирский дождь догнал меня и в столице, он с торопливой легкостью и настойчивостью смывал все следы, всю наносную пыль, которая имело свойство накапливаться в больших городах. Несмотря на дождь, колокола продолжали свой радостный перезвон, как бы повторяя пасхальное слово Иоанна Златоуста, который утверждал, что в эти часы щедрый владыка принимает и последнего, как и первого, он и о последнем печется как о первом, и дела принимает, и все намерения приветствует, и деятельности любого человека отдает честь.

Нойба

Лаечка еще не знала, что скрипящие по снегу собачьи унты, которые она обнюхала, означают для нее конец коротенькой жизни под мягким боком у матери. От унтов пахло сапожным кремом и еще каким-то незнакомым запахом. Обладатель унтов попытался взять ее на руки, но она отскочила к ботинкам человека, которого привыкла считать хозяином, поскольку он выносил в большой чашке еду ее матери. Обнюхав ботинки, она присела на снег, так же как это делала ее мать – северная лайка, подложив под зад коротенький пушистый хвостик. Хозяин поднял ее за живот, два пальца больно сдавили скулы, она вынужденно раскрыла рот. Незнакомец остался доволен небом ее пасти, и через мгновение лаечка очутилась за пазухой его летной куртки.

– Теперь ты будешь стюардессой, – пошутил хозяин щенка, охотник Михаил Колесников. – Первой северной лайкой-стюардессой.

Нет, она не хотела быть стюардессой, ей захотелось спрыгнуть на снег и скрыться в будке, где, прикрытая доской, металась ее мать. Лаечка сделала попытку вырваться, но путь на волю был перекрыт, и она, смирившись, притихла; что поделаешь, такова собачья доля – во всем подчиняться человеку.

Через некоторое время, после короткой езды на автомобиле, ее выпустили на свободу. Оглядевшись, она увидела, что попала в тесную пахнущую краской и маслом кабину самолета, где вместо снега под ногами было теплое крашеное железо и глухие, пахнущие той же краской стенки. Теперь она догадалась, чем пахнут унты летчика, которые обнюхивала во дворе. Свернувшись калачиком, лаечка забилась в дальний угол, подальше от топающих по железу меховых унтов летчиков, и стала ждать, что будет дальше.

– Назовем мы ее Нойбой, – сказал тот, у кого она сидела под курткой. – Была на севере такая красивая, но, к сожалению, исчезнувшая деревня. Деревни нет, а Нойба будет. Ну что, будем готовиться к взлету?

И тут, неожиданно для Нойбы, совсем рядом за стенкой раздался дробный вздох невиданного зверя, откашлявшись, он перешел в металлический рев, затем железная кабина начала движение, а позже и вовсе помчалась с такой скоростью, что ее прижало к стене. Вскоре кабина перестала подпрыгивать, зверь ослабил свой рык, стал напоминать о себе монотонным урчанием, будто ему подали на стол много еды, которую нужно долго и нудно жевать. Сидящие в кабине летчики вспомнили и о ней, поставили на пол в пластмассовой тарелке куриную ножку, а рядом в пластмассовом стаканчике воду. На курицу она и не взглянула, а вот от воды не отказалось. Затем под монотонный гул моторов она задремала.

Вскоре урчание зверя закончилось, пол кабины вновь начал подпрыгивать и подскакивать; чтобы не улететь вперед, Нойба уперлась ногами в железную стойку. Это испытание она вынесла с честью, пол перестал подпрыгивать и замер, точно зверю заткнули горло. Нойбу подняли, и она вновь оказалась под курткой. В таком положении она была довольно долго, они куда-то ехали, были слышны незнакомые голоса людей, потом и они прекратились.

Выглянув из-за пазухи, Нойба услышала, что взявший ее к себе за пазуху человек открыл ключом дверь. Ее вытащили из-под куртки и опустили на пол. Сделав несколько шагов, Нойба услышала детский визг, к ней бросились малыши. Не привыкшая к свету ламп, она попыталась спрятаться под кроватью. Но визжащие от восторга мальчишки полезли вслед за ней, и тогда она со страху наделала огромную лужу. Ее тут же вытащили, подтерли воду, подстелили картон, поверх которого была брошена пахнущая духами тряпка.