Читаем Болотное гнездо (сборник) полностью

Нойба умела не только без всякого лая сторожить двор, но и ладить с людьми, поскольку за версту привыкла распознавать, кто и с какими намерениями пришел. Она знала основное правило – здесь, во дворе, она хозяйка, гости это понимали и старались не вступать с нею в конфликт. Особенно она не любила тех, кто уже заранее предполагал, что ему придется иметь дело с собакой, и еще на подходе вооружались прутом или палкой. Что для нее прут, она не боялась и шла на медведя. Она старалась не замечать пруты и палки, зачем затевать ссору с незнакомым, глупым и трусливым человеком, который, как правило, не входил во двор, а, скрывая свой страх перед собакой, старался криком вызвать хозяев.

Многие и не догадывались, что она хорошо понимала язык людей. И свободно угадывала их намерения. Но люди больше заняты собой, собака для них – развлечение, в некоторых случаях препятствие или необходимый помощник – не более того. Она, в силу природной сметки, всеми движениями показывала спокойствие и лояльность, умела угадывать и предупреждать мысли, едва они рождались в голове того, кто на данный момент был как бы ее хозяином. Болохню она не любила: скуп, груб, расчетлив; хозяйка была добрее, она выносила Нойбе еду, что-то говорила о своем одиночестве и тяжелой доле. В свою очередь, Нойба могла бы пожаловаться и сказать, что ей здесь тоже одиноко.

Вот к сыну Болохни Александру Нойба все же питала особые чувства, только по одной причине – он брал ее с собой в тайгу на охоту. Едва Александр вытаскивал рюкзак и начинал складывать в него патронташ, закопченный котелок и другие таежные принадлежности, как ее сердце начинало прыгать от радости, наконец-то она на какое-то время покинет опостылевший двор и они пойдут в зимовье, где ей будет привольно и свободно. Уж в тайге-то она отрабатывала на совесть, Александр всегда возвращался в село с мясом и пушниной. Но большую часть жизни Нойбе приходилось бегать по ограде, не находя себе применения. Бывало, Александр, пребывая в хорошем настроении после удачной охоты, выкатывая из гаража мотоцикл «Урал», смеясь, говорил матери:

– От Нойбы больший прок, чем от всех твоих коров!

Вот такая оценка ее заслуг Нойбе нравилась, но она делала вид, что ее это совсем не касается. Как-то в конце октября, когда выпал первый снег, Александр вновь отправился на охоту. С собой он взял Кучума и Нойбу. Переночевав в зимовье, утром он пошел белковать. Таскать на себе лишнее не стал, поразмышляв немного, ружье он оставил в зимовье, а взял в ближний обход мелкашку, самое удобное оружие на белку и соболя.

Где-то в километре от зимовья Нойба загнала на лесину маленького шипящего зверка. Белочка была небольшая, она перебегала с ветки на ветку, сосредоточив все свое внимание на собаках. Кучум прыгал рядом, поглядывая на загнанного зверька. И тут произошло то, о чем позже Александр вспоминал с большой неохотой. Он увидел, что Нойба перестала лаять, шерсть на загривке стала дыбом. И тут, боковым зрением, охотник разглядел, как из-под заснеженного бугра вылетел большой комок мха и следом в открывшуюся дыру показалась голова медведя. Он вывалился из своего подземного бункера и, встав на задние лапы, пошел на охотника. Кучум оборвал свой лай и во весь опор, визжа от страха, бросился за спину хозяина. Медведь двигался прыжками. Ему оставалось перепрыгнуть лежащий поперек сосновый выворотень, а там он уже мог достать лапой охотника. Позже Александр с неохотой признается, что в тот момент с ним случился ступор: он, не стреляя, начал передергивать затвор мелкашки, роняя на снег крохотные патроны.

Спасла его Нойба, превратившись в летящую торпеду, она кинулась на медведя и в прыжке схватила его сзади за ляжку. Медведь опешил от такой наглости, он крутанулся на ноге, пытаясь стряхнуть отчаянную и наглую собаку. И в это время пришел в себя Кучум, он ринулся к свободной задней лапе хозяина тайги, и вскоре меж деревьев покатился рычащий клубок. Позже выяснилось, что собаки подняли из берлоги не матерого хищника, а довольно крупного пестуна, который впервые столкнулся с собаками. Отбиваясь от них лапами, он рванул прочь. Александр не мешкая побежал в сторону зимовья, и, когда его спасители показались на тропе, для самоуспокоения и утверждения, что человек здесь все же хозяин, зарядил двустволку и, выскочив на крыльцо, начал сотрясать выстрелами окружающий таежный мир. Зализывая раны от медвежьих лап, Нойба вскакивала и с недоумением смотрела, куда же и в кого палит хозяин.

После этого случая авторитет Нойбы поднялся на невиданную высоту. Болохне предлагали за нее большие деньги, но он только сплевывал сквозь зубы, уж он-то знал настоящую стоимость лайки. А вскоре произошло еще одно событие, о котором даже написала областная газета. Нойба дивилась тем разговорам и пересудам, которые докатились аж до самого города, которого толком она не видела, но успела запомнить, что приезжающие оттуда люди умеют говорить сладкие слова, и почему-то их больше всего опасается Болохня.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза