Читаем Болотное гнездо (сборник) полностью

С другой стороны, свернувшись калачиком, лежал Колька Русяев, в сторону Сергея глядели сношенные подошвы его стареньких туфель. Сейчас, когда путь назад был уже отрезан, Сергей думал, что поступил правильно, особенно из-за Кольки. Не дай бог оказаться в его положении. Спасибо Галееву, понял с полуслова. Зря Анька так о нем… Сделав выбор, он и мысли свои начал подлаживать в нужном направлении. В университет можно и попозже, недаром говорят, чтоб выбирать – нужны деньги. Лишь бы не подвело здоровье…

Через два часа самолет начал снижаться и вскоре, отцепившись от холодных липких облаков, завис над белой, чем-то напоминающей вогнутую тарелку, землей. Впереди у нее был отколот край, трещина плавно загибалась под брюхо самолета. Приглядевшись, Сергей понял – это река. Он напряг память, и она подсказала: Витим.

Полоса оказалась земляной, ухабистой, на пробеге их то подбрасывало под самый потолок, то вновь прижимало к лавкам. Обрулив вертолеты, самолет заполз на крохотный бетонный пятачок и, рявкнув напоследок, замолк. Бортоператор открыл дверь, выбросил металлическую лестницу. В кабину ворвался холодный зимний воздух. Поеживаясь, они спустились на землю.

Вокзальчик был маленький, горбатенький, с похожей на воронье гнездо диспетчерской вышкой на крыше. Справа и слева торчали горы, шпиль телевизионной антенны, под ногами похрустывал свежевыпавший снег.

Через проходную они вышли в город. Ахмет, поозиравшись по сторонам, подался вниз, по направлению к продовольственному магазину. Сергей пошел его оттуда вытаскивать, но ошибся дверью и попал в соседний, промтоварный, и неожиданно натолкнулся там на Яшку-старателя. Тот примерял на голову женскую лисью шапку, вертел ее так и сяк. Умаявшись, достал из кармана фотографию.

– Девушка, скажи, ей она подойдет? – ткнув фото продавщице под нос, спросил он.

– Вы лучше скажите, какой вам нужен размер? – улыбаясь, ответила продавщица и, обернувшись к своей напарнице, покрутила около виска пальцем. – Ох, тошнехонько мне с этими мужиками!

– Ты чо, по карточке не можешь определить? – обозлился Яшка. – И чего тебя здесь держат. Человек дома три года не был, тут не только размер – себя не упомнишь. Покедова, девушка.

Он поднял с пола картонную, с импортной обувью, коробку, вышел из магазина, прямо у крыльца снял свои старые истоптанные башмаки, поискал глазами, куда бы их зашвырнуть, затем отодвинул к стенке, вытащил из коробки блестящие финские сапоги, стал натягивать. Из штанов у него вылетела красная, видно только что купленная, коробочка и упала в грязь, но Яшка не обратил на нее внимания.

Сергей вышел из магазина, подошел к старателю.

– Вы что-то потеряли.

Яшка обернулся, посмотрел на него пустыми глазами. Сергей поднял коробку, протянул старателю.

– Ваша. Вы потеряли, – сказал он.

– А-а… – наконец-то дошло до Яшки. – Спасибо. Серьги это, золотые, своей бабе взял. Приеду, и ей в харю! На, носи, мне не жалко, деньги – мусор, я их не считаю. Седня есть, завтра нет.

– Заждалась она вас, – Сергей на секунду замялся, вспоминая имя и отчество Гришкиной матери, – Людмила Петровна. Квартиру они недавно получили.

– А ты откуда ее знаешь? – насторожился старатель.

– Так мы с вами соседи. С Релки я – Рябцов.

– Какой Рябцов?

– Николая. Сын я – Сергей.

Что-то темное, звериное мелькнуло в Яшкиных глазах, Сергею даже показалось, что старатель отшатнулся от него.

– А я думаю, лицо-то знакомо, – невнятно забормотал он. – Слушай, пойдем, выпьем. Я тут «Красной гвоздики» купил. Больше в этой дыре разве что найдешь. Сухой закон. А «Гвоздика» – вещь. Мне после нее белую даром не надо. Пойдем на бережок, посидим. Мой самолет не скоро. Расскажешь, как там моя без меня поживала. Пошли, пошли, – уже каким-то другим, виноватым голосом, продолжал бормотать Яшка. – Я ведь твоего батьку знал.

– Кого я вижу! – вдруг раздался радостный голос Ахмета. – Поклон вам, Яков Филимонович, от барабинских. О, да вы, я вижу, прибарахлились? – Ахмет, выскочив из-за спины Сергея, задрал у старателя штанину. – А мы пока летели, иссохли, думали в здешних погребах взять, а тут пусто – местные бичи все вылакали.

– Ахмет, человеку на самолет надо, – перебил его Сергей. – Яков Филимонович дома три года не был.

– Не цапай, – старатель дернул ногой, штанина затрещала по швам.

– А чо на вашей Релке делать – пить только, – выпрямившись, сказал Ахмет. – С хорошим человеком можно и здесь родимую вспомнить. Век бы ее не видеть.

Сергей уже был не рад, что связался с Хановым.

Аркадий Аркадьевич все рассчитал верно. Ахмет полетел не потому, что очень хотелось, полетел за компанию – развеяться, посмотреть новые места. В конечном итоге смыться на время с Барабы. Ну а коли есть еще и опекун, то можно и покуражиться.

– Вы что, в гостиницу? Так там места на два века вперед заняты. – Яшка рассмеялся, показав желтые, прокуренные зубы. – Давайте я отвезу в старательскую. В центре города: шик, блеск, красота – все условия. У меня там все свои.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза