Читаем Болотное гнездо (сборник) полностью

Через час Колька с Сергеем сидели на кровати в маленькой, но уютной гостинице. Ахмет куда-то исчез. На другой день прилетел Аркадий Аркадьевич и велел искать Ахмета. Но тот словно сквозь землю провалился.

Только через два дня они обнаружили его у посудомойки из первой столовой.

На другой же день Аркадий Аркадьевич посадил их в вертолет, и они полетели на самый отдаленный участок – Верхний Горбылях. Колька остался на центральной базе – шнырем! На участке Галеев показал им хозяйство, которое предстояло охранять и содержать до следующего сезона в порядке. Затем показал завезенный с лета штабель бревен.

– Это распилите, расколите и сложите.

– Ничего себе, – присвистнул Ахмет, – тут работенки до скончания века. Нашел дураков!

– Хочу предупредить, у меня не благотворительная организация, – жестко сказал Аркадий Аркадьевич. – Свистни, тут же явятся тысяча человек на ваше место. Раздеретесь или засеку с этим делом, – Аркадий Аркадьевич выразительно щелкнул пальцем по горлу, – сразу же на крыло и – домой. Расчет по тарифу. Это в пять раз меньше трудодня. Усекли? Сергей, будешь за старшего.

Глава 20

Участок – с первого взгляда место хуже не придумаешь. Распадок, кругом снег, гольцы, кое-где поросшие стлаником склоны, по низине вдоль ключа чахлый листвяк. Но где-то к обеду показывалось солнце, воздух становился мягче, теплее, покрытые снегом гольцы начинали гореть, как начищенная бляшка. На солнцепеке, истончаясь, парил некрепкий еще снег, показывая глазу усыпанные неопавшей ягодой кусты. Можно было нарвать оттаявшей, совсем не горькой жимолости, сладкой, состоящей из одного сока брусники. Собранная из кругляка «бичарня» уже не казалась убогой и мрачной. После обеда, отметившись над горизонтом, солнце быстро начинало падать на голец, воздух густел, было такое ощущение, что его можно потрогать, мало того – порезать, как студень, на куски.

Вставали рано, Сергей с утра шел пилить дрова, Ахмет, попрыгав вокруг бревен, уходил заваривать чай, садился на чурку и начинал материть Аркадия Аркадьевича, Сергея, бензопилу – все, что попадало на глаза.

«Та же служба, только в другом месте, – частенько думал Сергей, оглядывая участок. – Все, как в Афгане». Похожая на казарму «бичарня», нары, матрац, простыни, серое солдатское одеяло. Вместо лампочки – «летучая мышь». На подоконнике транзистор, в углу рация – вот и вся связь с внешним миром. Время от времени в передаче последних новостей мелькали знакомые названия: Баграм, Джелалабад, Кундуз. И он не раз ловил себя на том, что ему вновь хочется вернуться туда, посмотреть, что же случилось за его отсутствие. Быть может, оттого и тянуло, что знал: это не вернется.

– Ты-то чего полетел сюда? – как-то вечером после ужина спросил его Ахмет. – Неужели заработать? Но «шайбочки» можно взять и в городе.

– Можно! – согласился Сергей. – Подскажи где?

– Все зависит от обстановки, – глянув в сторону Сергея, осторожно проговорил Ахмет. – Например, там, где они плохо лежат.

– Мне врачи рекомендовали спокойную обстановку, хороший сон, воздух. Ну а деньги, они везде хорошо лежат, их где попало не бросают.

– Эх, Серега, Сереженька, от денег надо освобождаться, чем быстрее, тем лучше. Кто на пирожках вырос, тот и при больших деньгах – нищий. Копит, жмется. А другой свободу большую имеет, все радости жизни. И все по закону. Но это сложно – высшая математика.

– А что ты вкладываешь в понятие «высшая математика»? – перебил его Сергей. – Наверное, тех, кто берет сумму, которую ты не в состоянии сосчитать?

– Тоже мне, релский Пифагор, – лениво обронил Ахмет. – Я разом держал сумму, какая тебе и не снилась. Каждый имеет то, что имеет: певец – голос, женщина – тело. Такие дураки, как ты в этом, как его, Афганистане, голову под пули подставляют. А есть люди, которые головы берегут. Мы тут на морозе вкалываем, а Брюхин дома на белых простынях спит, а трудяк ему идет. Дерьмо, конечно, а если посмотреть с его стороны, то дерьмо – мы.

– Ты что, сам до этого додумался или подсобили? – усмехнулся Сергей. – Не считай чужие деньги, свои водиться не будут. Нашел кому завидовать – Брюхиным. В свое время Христос выгнал торгашей из храма, зачем же строить его для них в своей душе.

Сергей сопротивлялся слабо, по инерции. Он уже уловил: Ахмет добивался одного. В данный момент они недалеко ушли друг от друга, хотя каждый топал своей дорогой, а пришли сюда, в это место. И цель одна – заработать деньги.

– Чего морщишься? – озлобляясь, говорил он. – Себя лучше считаешь. А кому нужно твое согласие? Ну, что ты есть в жизни? Поехал сюда свои молодые годы на рубли обменивать. С Женькой хочешь уравняться, машинешку поди наметил взять. А он ее так получил, – Ахмет не выдержал, скрипнул зубами. – И Аньку на ней катать будет. А ты копытами перед ней…

– Заткнись! – крикнул Сергей. – Тебя это не касается.

– Молчу, молчу, – поднял руки Ахмет. – Скажу честно, в этом вопросе я был и остаюсь на твоей стороне. Только объясни, почему выбор не в твою пользу выходит? Женька тебя все равно обскачет и выстрелит, когда ему будет удобно.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза