Читаем Болотное гнездо (сборник) полностью

– Сама взяла. Пока говорит, не ознакомлюсь, летать не будете. Я думал, она с тобой все согласовала.

– Никто ничего со мной не согласовывал, – раздраженно проговорил Храмцов. – Черт-те что, где хотят, лазят, чего не надо, берут. Ну ладно, я ей сейчас быстро мозги вправлю.

– Причеши ее, причеши, – поощрительно загудели техники.

Санька решительно направился к будке.

Карасев не обманул. В будке сидела девушка, листала руководство для полетов на авиахимработах.

– Ну что, изучили? – спросил Санька. – Зря время тратите.

Девушка повернулась.

Храмцов онемел. На него смотрела Верка – младшая сестра Кати Толмачевой. Не понимая, зачем она здесь, он не сразу сообразил, что это и есть агрономша, которой он шел «вправлять мозги».

– Здравствуй, Саня, – негромко сказала она. – Значит, снова в наши края. А я вот решила пока вашу литературу почитать.

– Ничего там интересного нет, – смутился Храмцов. – Здесь не читать, работать надо. Я сейчас ездил по полям. Ужас! Такого я еще не видел. Стихийное бедствие. Если сейчас не придавить, она сожрет все. Надо для пробы сделать несколько полетов.

– Куда торопишься, Саня? – улыбнулась Вера. – Мне сказали, вы будете летать в Старой Елани. Честно говоря, сегодня мы не успеем.

– Оно и видно, – рассмеялся Санька. – Спать меньше надо, может, тогда поменьше всякой заразы было бы на ваших полях.

– Сколько надо, столько и спим, – сузила глаза Вера. – Ты что, к нам с проверкой приехал? Думаешь, только одни вы работаете? Знаем мы вашу работу.

– Хватит, Вера, эту песню я уже слышал, – чувствуя, что взял неверный тон, уже спокойнее сказал Санька. – Давай так: слетаем пару раз, посмотрим, а завтра продолжим по готовому.

– Не торопись. Надо пасечников предупредить. Пчелы-то все на медосборе. Потом сам тысячу раз спасибо скажешь. И куда вы все спешите? Завтра, как только солнце встанет, начнем.

Санька смотрел и удивлялся, с той ли он Веркой разговаривает, которой когда-то, можно сказать, сопли вытирал. Откуда что взялось?

Считалось, что Санькина любовь Катя, с ней он ходил в кино, на танцы, но все остальное время проводил с Веркой. Соберется по ягоды или на рыбалку, Верка тут как тут. Чуть свет, сонная, шла она с ним на реку – шесть километров топать. Шла, чтоб доказать сестре. Обычно Санька приглашал Катю, та соглашалась, но каждый раз просыпала. Вместо нее на речку тащилась Верка. Придут на место, он разведет костерок, подложит на землю фуфайку, и она спит, а он тем временем рыбачит.

Очень хорошо, будто это было вчера, помнил он те дни, когда в последний раз был в Елани. Его только что зачислили в летное училище. Если сказать, что он был счастлив, – ничего не сказать. В те дни душа его, еще не знавшая законов аэродинамики, вовсю летала в небесах. Омрачало одно – дома не было денег. Подумав немного, мать отправила его к деду. «Попроси. Не на баловство, на учебу. Он даст».

Санька приехал к деду вечером. Деда дома не было, и это обрадовало его. Он решил действовать через бабку, та человек добрый, подсобит.

– Будем ждать деда, – выслушав его, сказала бабка. – Должен приехать в понедельник, в Зиме совещание. Он там передовиков фотографирует. Это хорошо, что ты приехал, поможешь собрать крыжовник. Я тут начала обирать, два куста обобрала, четыре раза упала. Гипертония замучила, помру, видно, скоро.

Сад у деда большой, одного крыжовника около сорока кустов, еще смородина, малина. Санька вставал рано, брал ведро и спускался в сад. В первый день исколол себе руки, но все же набрал около четырех ведер. Крыжовник у деда крупный, ягода одна к одной, с куста набиралось почти ведро. Поначалу Саньке даже нравилось собирать. Соберет ведро, вроде бы как рубль деду отработает. Но потом надоело. Сядет на землю, посмотрит на чистое, без единого облачка, небо, и муторно станет на душе. Родни много, одних двоюродных братьев полстанции, а собирать крыжовник должен он – Санька. Да что поделаешь, деньги даром не даются. Он вновь раздвигал кусты, выискивал зеленые, похожие на кошачьи глаза, ягоды, обрывал их и бросал в ведро.

Сколько бы провозился – неизвестно, выручила Верка, с кустами она расправлялась в два счета. Санька наберет ведро, она два. Как-то под вечер пришла Катя, посмотрела на исцарапанную Верку, что– то тихо сказала ей. Верка вскочила как ошпаренная и, смерив сестру уничтожающим взглядом, не оглядываясь, пошла из сада.

– Что это она, – привстав, спросил Санька, – только что смеялась, и на тебе.

– Не обращай внимания, – ответила Катя. – У нашей Верки на неделе семь пятниц. Ребенок еще.

Уже в темноте Санька пошел провожать Катю. Говорили о том о сем. Санька рассказывал, как сдавал экзамены в училище, как зайцем добирался до Елани. Катя смеялась и по-взрослому печально смотрела на него. И тогда впервые он поцеловал ее, вернее, поцеловала она, это он потом понял, когда появился собственный опыт, а тогда он обалдел от счастья. Прощаясь, просил ее писать, она обещала.

В воскресенье приехал дед, дал денег на билет до училища – ни рубля больше, ни рубля меньше.

– Лишних денег у меня нет, – сказал он. – Там государство о тебе побеспокоится.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Великий перелом
Великий перелом

Наш современник, попавший после смерти в тело Михаила Фрунзе, продолжает крутится в 1920-х годах. Пытаясь выжить, удержать власть и, что намного важнее, развернуть Союз на новый, куда более гармоничный и сбалансированный путь.Но не все так просто.Врагов много. И многим из них он – как кость в горле. Причем врагов не только внешних, но и внутренних. Ведь в годы революции с общественного дна поднялось очень много всяких «осадков» и «подонков». И наркому придется с ними столкнуться.Справится ли он? Выживет ли? Сумеет ли переломить крайне губительные тренды Союза? Губительные прежде всего для самих себя. Как, впрочем, и обычно. Ибо, как гласит древняя мудрость, настоящий твой противник всегда скрывается в зеркале…

Гарри Норман Тертлдав , Гарри Тертлдав , Дмитрий Шидловский , Михаил Алексеевич Ланцов

Фантастика / Проза / Альтернативная история / Боевая фантастика / Военная проза
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Проза