Болотное гнездо (сборник)

– Будет исполнено, товарищ командир, – притопнув туфельками, по-военному отчеканила бортпроводница. – Я все знаю, меня Александр Никитич предупредил.

– Вот и хорошо, – не сразу сообразив, что вот так, по полной форме, зовут его бортмеханика, ответил Торгашов и боком, стараясь не задеть Орешкину, прошел в пилотскую кабину.

У Александра Никитича Грабка было плохое настроение. Что-то бурча себе под нос, он с ожесточением тер запасным чехлом отпотевшие стекла, полные щеки тряслись от злости.

– Смотри не выскочи наружу, – сказал Торгашов и поставил чемоданчик под сиденье радиста.

Грабок прекратил работу. Скомкав чехол, он сунул его в карман. Почти сложившись пополам, уселся на кресло второго пилота, что-то поискал на лице командира, тяжело вздохнул и убитым голосом спросил:

– Видел?

Не дождавшись ответа, швыркнул носом и голосом обманутого в лучших чувствах собственника воскликнул:

– Что там, в отделе кадров, слепые сидят? Кого только берут! Да ею только пассажиров пугать. Чудо в перьях!

Со своей стороны, и Торгашову было небезразлично, какая бортпроводница летит с ними. Рейс дальний, северный, с эстафетой. Посадки в промежуточных аэропортах, выгрузить и загрузить почту, посадить пассажиров, – словом, работы хватает. На такие рейсы не стюардесса нужна – огонь. Тогда все идет своим чередом, экипажу меньше забот, да и пассажиры знают свое место, во время полета ведут себя нормально; не курят, не пьют втихаря водку, все довольны, после рейса в журнале замечаний одни благодарности. И совсем плохо, когда попадется зануда, тогда полет в наказание, начнет дергать пассажиров: то нельзя, другое нельзя; не работа – одни жалобы.

Но Грабок страдал совсем по другому поводу. Был он еще не женат и на каждую бортпроводницу смотрел как на потенциальную невесту. Чуть увидит новенькую, тотчас же на голове из-под аэрофлотской фуражки высовывается петушиный гребень. Она еще в самолет не вошла, а Грабок уже начинает отряхиваться, охорашиваться, не успеешь глазом моргнуть, он вокруг нее кругами. У каждого человека в этом деле своя метода. Не в силах выдержать конкуренцию бойкого на язык второго пилота Димы Огурцова, Грабок предпочитает действовать в одиночку. Во время полета выйдет в салон, вроде бы осмотреть двигатели. Пассажиры обычно спят, в эти часы для бортпроводницы работы немного. На больших самолетах, там хоть воду разносят или кормят курицей, на северных же рейсах от взлета до посадки – пауза, хошь читай, хошь носки вяжи. Вот тут-то Грабок и предлагал свою культурную программу, которая, как правило, особым разнообразием не отличалась, но действовала безотказно и при хорошем раскладе могла завести ой как далеко. Он пристраивался к скучающей девушке, доставал из кармана кроссворд и просил оказать помощь. Все безобидно, пристойно. Польщенная бортпроводница начинала напрягать свою память – один ум хорошо, а два лучше. Как бы невзначай Грабок поведывал ей о своем одиноком положении. Тут уж сам бог велел проявить сочувствие или помощь, все зависело от ситуации, тем более шанс помочь есть почти у каждой. И если дело двигалось дальше кроссворда, появлялась перспектива, то бортмеханик преображался буквально на глазах. После посадки эта под два метра ростом, шестипудовая махина кузнечиком прыгала вокруг самолета, ставила колодки, заглушки. Экипажу ничего объяснять не надо, понимали – дело на мази. Огурцов, если девушка в его вкусе, нет бы помочь товарищу, совал палки в колеса, не делал это не корысти ради, а из спортивного интереса. Но Грабок, как бы подтверждая серьезность своих намерений, заявлял:

– Все, Дима, женюсь. Хватит одному болтаться.

– После рейса или прямо сейчас? – беззлобно подначивал второй пилот. – Ты давай побыстрее, не то уведу.

– Какой ты скорый, – пряча глаза, оттопыривал толстую губу Грабок. – Я ей назначил испытательный срок. Как же без него?