Болотные робинзоны

А Саша, бросив свой конец бревна, уже стоял на пороге хаты, взглядом спрашивая бабушку Ульяну.

– Заговорил! – повторила она и ему и радостно улыбнулась: – Жив будет и в уме не повредился.

Андрейка пошевелился.

– Уходите! – замахала рукой бабушка Ульяна. – Все уходите! Теперь у него разум, как у малого ребёнка. Пускай потихоньку подрастает.

Это был счастливый вечер. Ужинали на дворе, чтобы не утомить Андрейку. Но через каждые несколько минут кто-нибудь из ребят подбегал к дому и заглядывал в оконце.

– Глядит, – докладывал он, возвращаясь.

– Рукой пошевелил!

– На бок повернулся!

– Не мешайте ему, – сердилась бабушка Ульяна. – Ногу человек сломает, и то ему покой требуется. А тут чуток головы малый не лишился.

Андрейка встал с постели через неделю после того, как пришёл в себя. Он сильно вытянулся и похудел. В голубых глазах исчезли весёлые искорки. Самое тяжёлое было то, что он не спрашивал о матери, а молча, пристально смотрел на Сашу и на стариков. Он очень подружился с Гришакой, и они подолгу шептались о чём-то, когда Саша выводил Андрейку из хаты и усаживал его на сухом, пригретом солнцем пригорке.

– Вы о чём же это, ребятки, толкуете? – спросила как-то их бабушка Ульяна и ласково провела руками по светлым головёнкам.

– Так, – уклончиво ответил Андрейка, а Гришака молча отвернулся.

На следующий день Саша выждал, когда Гришака подошёл к Андрейке, и тихонько приблизился к ним сзади. Мальчуганы, увлечённые разговором, не заметили этого.

– Придёт! – убеждённо сказал Гришака. – Мать придёт к печке. И письмо увидит.

Андрейка внимательно слушал его, обхватив колени тонкими слабыми руками.

– А про меня как узнает? – с сомнением спросил он.

– Этакий ты непонятный, – нетерпеливо проговорил Гришака и хлопнул ладошкой по земле. – Печка-то ваша где стоит? Возле нашей, как хаты стояли. Твоя к печке придёт, а моя уж там. Письмо враз найдут. Понял? И узнают. Я потому и ушёл, что письмо там. А то разве бы ушёл? Потому она придёт, а мы где?

Саша повернулся и тихо отошёл, глаза защипало, к горлу подступил комок. Не сразу смог рассказать бабушке Ульяне. Она выслушала и вздохнула.

– Не мешай им, – посоветовала. – Они друг другу скорей помогут.

Глава 8 ОПЯТЬ ОНИ!

В это утро дед Никита и Саша собрались в Малинку за картошкой, едва рассвело и стали видны зарубки на деревьях.

– Рысаков наших обоих заберём, – распорядился дед. – В паре им веселее.

Бабушка Ульяна насчёт Мишки не спорила, а Рыжуху отпустила неохотно:

– Ещё утопите нашу кормилицу, а я что с малышами делать буду? – говорила она.

– Не бойся, бабка, – успокаивал дед Никита. – Скотина, она человека приметливее, поди, каждый поворот лучше нашего затвердила. Зато картошки, сама понимаешь, на двух спинах привезём.

– Так-то оно так, – огорчённо соглашалась бабушка Ульяна. – Только вы больше не на них, а на свои приметы полагайтесь.

Рыжухе утренняя прогулка была не особенно по вкусу, она с шумом нюхала воздух и землю на тропинке, упиралась и жалобно мычала.

– Чует неладное, – тревожно проговорила бабушка Ульяна, стоя на пригорке.

Но пара варёных картошек улучшила настроение: Рыжуха вздохнула и пошла по тропинке. Мишка уверенно шагал сзади, и это её окончательно успокоило.

Саша, как всегда, шёл первый. Уговаривая и успокаивая Рыжуху, он почти не заметил, как кончилось болото и за рекой завиднелись огороды Малинки. Мальчик невольно остановился, взял за руку деда Никиту и тихонько к нему прижался.

Старик удивлённо покосился, но понял, неумело погладил его по голове.

– Как взгляну, самому сердце рвёт, – пробормотал он. – Лошадок наших, гляди, крепче привязывай, как бы налегке домой не подались. Теперь сюда, правее ступай, тут брод мелкий.

«Страшно, а всё равно нужно», – напомнил себе Саша, спускаясь к реке, и на душе у него стало как будто легче.

Копать начали в огороде у самой реки – носить на тот берег отсюда было близко.

– Как картошка быстро выросла! – удивлялся Саша. – Смотри, дедушка, несколько дней не копали, а она уж с кулак ростом!

– Уродилась на славу, да не на счастье людское, – отозвался старик. – Ну, мешок готов, бери верёвочку, завязывай, Сашок.

Саша не пошевельнулся. Он стоял, не отводя глаз от чего-то вдали, вздрогнул и схватил деда за рукав.

– Дедушка, – прошептал он. – Вон там, у самого леса, дом стоит. Не сожгли его. Как мы его раньше не видели?

– Где? Где? – заторопился дед и, уронив верёвочку, приставил руку козырьком к глазам. – У леса, говоришь? Так это же наша кузня. Отец мой ещё… Его руками ставлена. Не усмотрели её те, проклятые, не спалили. А ну, кидай мешок, бежим. Припас там кузнецкий весь покинут.

Продолжая говорить, дед поспешил на дорогу и почти бежал по ней, увлекая за собой Сашу.

Низенькая, крытая соломой кузница стояла на опушке леса, возле спуска к реке. Сквозь широко распахнутые ворота виднелся остывший горн. Тяжёлый молот прислонился к наковальне, на ней лежал маленький молоток-ручник рядом с клещами. В клещах зажата какая-то железка.

Дед Никита, тяжело дыша, остановился у входа.