Болотный колдун

Морквин, полностью войдя в роль Мастера, – пародист поганый! – похоже скрипит:

– Умихмасс и вы двое, быстро вниз за треногами!

Еще трое послушно покидают столовую, спускаясь в открытый люк.

– Тащите все семь! – кричит он вслед, а потом вдруг поворачивается и вперивает свой водянистый взгляд прямо мне в глаза.

«До Мастера тебе, конечно, далеко», – думаю я, вежливо улыбаясь.

Минуты две-три он упорно таращится, выкатив из орбит блекло-голубые глаза и. чтобы доставить ему удовольствие, я не отворачиваюсь. Что он еще придумал? Меня почему-то беспокоят треноги, за которыми он отправил этих… ну, тьфу ты, язык сломишь!

Наконец, открывается дверь, и, пятясь, Флорин и Норин втаскивают жбан, сгибаясь под его тяжестью. Почти одновременно в открытом люке возникает лохматый затылок. Вот и треноги! Умих, или как там его, с командой волокут семь тяжеленных металлических треног, вроде тех, что используют фотографы, но с причудливо изогнутыми коваными ножками. Вместе с ними в комнату вползают душные запахи сушеных трав. Под мышками у школяров зажаты свертки, из которых выглядывают сухие стебельки.

– Травы не понадобятся! – напыжившись, цедит староста и вдруг выкрикивает: – Я вызову Покровителя Озера!

– Неужели решится? – у Шона отвисает челюсть. Мне становится как-то нехорошо. Только Покровителя здесь не хватало. Маг прыщавый…

– Подойди!

Приходится подчиниться.

– Ну?

Морквин, почти вплотную приблизивши ко мне лицо, выдыхает:

– Возьми треногу…

Эти трое сложили треноги в кучу у стола, а сами сидят теперь на своих местах и с плохо скрываемым любопытством лупятся на меня.

Ну и рожи! Я поднимаю одну из треног.

– Поставь сюда!– проникновенно говорит Морквин, указывая в центр кухни.

– Ну, поставил, если тебе так хочется.

– Теперь вторую!– голос его еще мягче, но от этого настроение у меня портится окончательно.

Я мельком взглядываю на Шона. Лицо у него, как мел, даже веснушки побледнели. Он страдальчески морщится. Остальные сильно смахивают на зрителей, которые специально пришли в зоопарк к пяти часам. Обычно, в это время там кормят хищников…

Вторую треногу я тоже устанавливаю точно на место, указанное старостой. В конце концов, мы с ним расставляем все семь треног.

Оглядев нашу «совместную» работу, я обнаруживаю, что располагаются они по двум строго перпендикулярным линиям, образующим собой неправильной формы крест.

Потом Морквин сам, не прибегая к моей помощи, устанавливает в центре его широкую деревянную подставку.

– Подать большой таз!

Флорин и Норин проворно исполняют приказ. Обо мне как-будто забыли, и я потихоньку пытаюсь вернуться за стол.

– Куда?

Этот Морквин видит и затылком! Он грубо вытаскивает меня в центр кухни и определяет рядом с деревянной подставкой, на которой сияет начищенный до блеска, но довольно неказистый и уж никак не большой таз красной меди, с гнутым по краям ободом.

– Не вздумай сойти с места, гаденыш!

Пожав плечами, я делаю вид, что разглядываю дальний угол черного деревянного потолка. «Давай, давай. Видали мы таких чародеев».

Староста подходит к столу и, расстегнув сумку Мастера, несколько секунд всматривается в ее темное нутро, не решаясь сунуть туда руку. Наконец, он вытаскивает толстую черную книгу, вроде нашей, только очень потрепанную. Кажется, ей здесь частенько пользуются.

Чуть помедлив, он достает узкую бутылочку мутного пупырчатого стекла. На лице его снова выступил пот. Он тяжело дышит. И вдруг, сунув обе руки в сумку, молниеносно выхватывает отвратительное мохнатое ожерелье и, выкатив глаза от ужаса, накидывает его себе на шею!

Пауки! Огромные, мохнатые – все ожерелье из них! Горящие факелы отражаются в остекленевших глазах засушенных тварей, и ожерелье само как будто источает красноватый свет.

– Воды мне!

Флорин и Норин срываются с места. Мешая друг другу, они волочат жбан с водой к медному тазу. Отпихнув меня, пыхтя, отрывают жбан от пола и опрокидывают его над тазом.

Невольно отшатнувшись, я жду, что вода перельется через край, но, к моему изумлению, воды в тазе меньше половины.

Что такое? Эти близнецы-водоносы изображали здесь непосильный труд, потели и кряхтели, а воды-то чуть. Я уже готов предположить, что это жбан такой тяжелый, но они, как ни в чем ни бывало, играючи относят его к стене. Ну, клоуны!

И тут меня посещает нелепая мысль. Я заглядываю в таз. Вода в нем черная и отливает стылым неподвижным блеском. Как смола застывшая. Пробую чуть сдвинуть таз – свинцовая тяжесть.

– Руки!!– захлебывается Морквин, потрясая пухлыми кулаками.– Не прикасайся к тазу, выкормыш болотный!

– Ладно, ладно, – я демонстративно засовываю руки в карманы. – Чего ты так перепугался? Воды вон целое озеро!

Но Морквин меня уже не слышит. Он деловито водружает на каждую треногу по толстобокой керамической плошке и откупоривает бородавчатую бутылку, из которой тут же начинает струиться бледный дымок.

По нескольку капель зловонной ядовито-зеленой жидкости он наливает в каждую посудину и, подозрительно глянув на меня, в таз.