Любимым же ее соревнованием было как раз Ралли Монте-Карло, которое один хроникер небезосновательно окрестил состязанием «искателей приключений на свою голову». В 1929 году она прошла весь маршрут в одиночку и заняла восьмое место в общем зачете и первое среди женщин, завоевав
Люси на обращение «джентльмены» ничуть не обиделась, а замерла за рулем в ожидании отмашки, и, когда она последовала, не стала в отличие от других рвать с места в карьер, а повела машину в разгон плавно и размеренно. Покрытая толстой наледью дорога тускло отблескивала в свете фар. На ней и на ногах-то удержаться тяжело, а на машине без шипованной или специальной военной резины и вовсе делать нечего. Любое чуть резковатое движение рулем гарантировало тур вальса в кювет. Марсильяк верно подметил в своем репортаже, что разбиться там было «не сложнее, чем сделать глоток вермута или чаю».
Их со свистом обогнал чей-то Talbot. За поворотом лихач скрыться не успел: сноп света фар пошел в раскачку влево-вправо, затем раздался хрусткий свист – совсем как лодкой об песок, – и фары погасли. Люси приостановилась на обочине у глубоко зарывшейся в заснеженный кювет машины. Экипаж знаками показал, что сами они не пострадали, – и Люси поехала дальше. Правила запрещали оказывать соперникам любую помощь за исключением неотложной медицинской и эвакуации травмированных.
Несмотря на то, что и самим Шеллам не удалось затем избежать нескольких вылетов в сугробы, машину они всякий раз вытягивали и в Сундвалль прибыли за пятнадцать минут до истечения зачетного времени. Отметившись и расписавшись на контрольном пункте в лучшей гостинице города, они наспех перекусили бутербродами и двинулись на Стокгольм. На этих 370 километрах их поджидали дождь со снегом и густые туманы, – и все это на узких дорогах в объезд бесчисленных оврагов. Марсильяка на заднем сиденье утрясло настолько, что он писал: «Вперед-назад, туда-сюда, будто втиснули внутрь шейкера для коктейлей». У него даже голова разболелась.
Ехать приходилось в потоке местного дорожного движения, лавируя среди автобусов, саней, а иногда и целых семей на коньках, – не езда, а какое-то сплошное безумие. Тормоза были Шеллам не в помощь, поскольку их использование гарантировало бы неуправляемое скольжение, но и он, и она вели Bugatti с поразительной искусностью. Практически нигде не замедляясь, они ловко вводили машину в повороты легким боковым выносом задних колес вовне по наледи. Марсильяка особенно поразило то, что, чем сложнее складывались условия, тем шире расплывалась улыбка на лице Люси.
В ночь на воскресенье, в 1:50 они прибыли в Стокгольм и, отметившись, взяли мини-паузу, чтобы размять ноги, пока их машину заправляют. Заодно поинтересовались, сколько экипажей успело выбыть из гонки. Выяснив, что ровно тринадцать, Шеллы, не мешкая, пустились в путь дальше – на юго-запад, через сосняки, к паромной переправе в Данию. Невзирая на усталость, они упорно продирались все дальше вперед сквозь обрушившуюся на южную Швецию слепящую снежную бурю. Вдоль дороги им то и дело попадались увязшие по капот в снегу соперники.
Многочасовая езда по узким незнакомым дорогам, которые приходилось высматривать в условиях видимости, близкой к нулевой, выматывала водителей до предела. Нервы расшатывались. Реакция притуплялась. Внимание рассеивалось. Ошибки множились. Кровавая бойня по кюветам была тому леденящим душу свидетельством. Не избежали вылетов и Шеллы, трижды терявшие управление за эти долгие часы; к счастью, никто в их Bugatti не пострадал, а сама машина отделалась вмятинами на кузове и порванными цепями противоскольжения.