Большая гонка. Драма на миллион. Легендарная история о том, как еврейский гонщик, американская наследница и французское авто посрамили гитлеровских а

14 августа 1932 года на Гран-при Комменжа[134] Рене Дрейфус явно шел к первой в сезоне победе. На предпоследнем, пятнадцатом круге он на своей Bugatti T51 лидировал с сорокасекундным отрывом от Alfa Romeo ближайшего преследователя – Жана-Пьера Вимилля. Тем временем над главной трибуной на склоне холма с видом на запад, на Пиренеи, из невесть откуда наползшей тучи прошел кратковременный бурный ливень, промочивший зрителей до нитки и образовавший на дорожном полотне предательски скользкую пленку, – и тут же прекратившийся, будто его и не было.

Тем временем с запада, из-за горизонта по прямой, ведущей вдоль Гаронны к линии старта-финиша и развороту перед трибуной на полном газу мчался Рене, понятия не имевшей о прошедшем ливне. Минуты спустя в конце прямого отрезка он, не сбавляя скорости, заложил руль вправо на входе в идущий чуть в гору вираж перед трибуной. И тут его Bugatti на 160 км/ч потеряла сцепление с неожиданно скользким дорожным полотном и пошла юзом. Зрители ахнули. Рене инстинктивно перешел на пониженную и вывернул руль, понимая тщетность этой попытки взять машину обратно под свой контроль, – он сразу и в полной мере осознал весь ужас и необратимость случившегося. На долю секунды проблеснула искра надежды снова поймать дорогу, когда левое заднее колесо бортом зацепило какую-то неровность, – но от удара зад подбросило, и на смену законам механики тут же пришли законы аэродинамики.

Bugatti взмыла в воздух, закрутившись штопором вокруг опущенного носа. Вышвырнутое из кабины тело Рене проскакало по тротуару, словно камушек запущенный по поверхности пруда, а его Bugatti срубила придорожную акацию и лишь благодаря этому рухнула перед самой ложей прессы, а не прямо в нее. Ошеломленный и контуженный Рене с окровавленным лицом попытался было подняться на ноги, и его подхватили, не дав упасть, подоспевшие устроители.[135] Карета скорой помощи доставила Рене в местную больницу. Пока он несколько раз терял сознание и вновь приходил в себя, медики разрезали и сняли с него комбинезон, после чего тщательно обследовали пострадавшего. Рене родился в рубашке – отделался серьезными, но не смертельными резаными ранами и тяжелым сотрясением мозга. В какой-то момент, придя в себя, он увидел у своей койки Вимилля. «Ты выиграл?» – пробурчал Рене и снова впал в забытье.[136]

Очнувшись в следующий раз, он обнаружил, что его соперник и соотечественник по-прежнему в палате. Оказалось, что не в качестве посетителя, а на соседней койке, с перебинтованной головой. Двадцатичетырехлетний преследователь вылетел с трассы вслед за Рене и ровно на том же месте. Оба узнали имя победителя лишь после того, как тот заглянул их проведать с бутылкой шампанского. Им оказался Фредди Дзехендер[137], шедший третьим с трехминутным отставанием от Вимилля, благодаря которому парадоксальным образом и победил, поскольку асфальт в повороте перед трибуной к его приезду успел чуть подсохнуть.

– Премногим вам обязан, спасибо! – сказал Дзехендер, выставляя шампанское. – Давайте обмоем![138]

Всю следующую неделю Рене, соблюдая предписанный ему строгий постельный режим, беспокойно ворочался в больничной койке, снова и снова переживая в мельчайших подробностях и мгновение за мгновением постигшую его жуткую катастрофу.

Смерть и автоспорт всегда были тесно переплетены между собой, но никогда прежде связь эта не выглядела столь тесной, как теперь, когда средняя скорость прохождения некоторых трасс приблизилась к отметке в 200 км/ч. «Смерть не просто витает, она нависла над нами», – сказал он однажды.[139] Каждый гонщик знал, что любая гонка может стать последней и для него, и для любого другого, и гибель каждого может наступить в любое мгновение – из-за отказа тормозов, из-за обломков на трассе, из-за неожиданных маневров столь же уязвимых соперников. На скорости в 200 км/ч ты за секунду пролетаешь более пятидесяти метров, – и малейшая ошибка пилотирования способна превратить тебя в груду мяса среди металлолома. В среде гонщиков в те годы машины скорой помощи стали цинично называть «костеуборочными».[140]

Смерть сделалась родной и близкой, а потому и понятной до мелочей, настолько часто они с нею сталкивались лицом к лицу, так часто ее наблюдали, а главное – столько раз сами оказывались на волосок от нее. Скорость вхождения в поворот гонщики оценивали вероятностью не убиться.[141]

Продолжать выступления можно было только отринув всякий страх, как фактор, вот они и взирали на смерть не со страхом, а скорее с трепетным уважением. Один из гонщиков той эпохи сравнил соревнования перед лицом смерти или превращения в полного инвалида с испытанием на «прочность древесины, из которой тебя выстругали».[142] И все-таки авария в Комменже потрясла Рене до глубины души. Ни до, ни после не доводилось ему оказываться настолько близко к гибели в гонке.