Большая гонка. Драма на миллион. Легендарная история о том, как еврейский гонщик, американская наследница и французское авто посрамили гитлеровских а

Навестил его в больнице и Луи Широн, у которого Рене арендовал за обещанную долю призовых злополучную Bugatti T51. Он пообещал другу восстановить разбитую или подыскать другую машину. «Главное, возвращайся к этому делу сразу же», – таков был его мудрый совет опытного бойца.

Рене по-настоящему любил жизнь автогонщика – копание в моторах, еженедельные переезды, соревнования, напористое протискивание вперед – на лучшую позицию – в каждом повороте каждой следующей гоночной трассы.

Нравилась ему и слава – газетные заголовки, всеобщее внимание, где бы он ни появлялся. И вдруг появившимися деньгами он по молодости кичился и любил ими сорить. Если бы не брат Морис, Рене точно бы все без остатка растранжиривал и проматывал – на дорогие костюмы и бары, на подарки друзьям и – конечно же – на барышень. Симпатичные юные поклонницы стаями вились и вокруг боксов, и у отелей после гонок; и Рене их чар отнюдь не чурался.

Сообщество гонщиков ощущало себя чуть ли не единой семьей. Лучшие часто сменяли команды, а независимые гонщики и вовсе пользовались свободой выбора марки авто в зависимости от специфики трассы, как тот же Рене на АФУСе. К месту следующей гонки они обычно отправлялись на своих пижонских кабриолетах всей дружной компанией, останавливались там все в одном и том же роскошном отеле, кутили в одних и тех же ресторанах и барах – и даже модную одежду себе заказывали у одних и тех же портных. Ну а после гонок они всей дружной компанией представали во фраках на гала с раздачей автографов и столь же дружно норовили поскорее улизнуть от назойливых поклонников. Каждую зиму гонщики все вместе отправлялись в Альпы кататься на горных лыжах в ожидании следующего сезона. И даже их подруги и жены часто дружили между собой.

Среди этой братии было полно чудаков и эксцентриков. Сиамский принц Бира повсюду возил с собою коллекцию заводных игрушечных машинок, и гонщики устраивали на них потешные заезды по гостиничным коридорам, а у итальянского графа Карло Феличе Тросси, заядлого курильщика трубок, имелся средневековый замок, где он держал экзотических птиц. Был среди них, наконец, и добрый друг Рене поляк Станислав Чайковский, чья любовь к перно частенько заканчивалась тем, что посреди ночи он принимался ломиться в двери гостиничных номеров с требованием: «Именем закона откройте, вы арестованы»! А еще как-то раз на вечеринке после гонки безумный переполох на весь отель начался из-за того, что Руди Караччола не уследил за своим талисманом – длинношерстной золотисто-рыжей таксой по кличке Мориц. Когда же потерявшегося песика обнаружили барахтающимся в реке ниже по течению, на спасение бедного животного, не раздумывая, бросились в воду гонщики всех команд, включая, естественно, и Рене.[143]

Странноватого рода дружба их связывала. Накануне гонки все вместе веселятся и подтрунивают друг над другом, а поутру бьются яростно каждый сам за себя и против всех на пределе и даже за пределами сил, не останавливаясь ни перед чем, вплоть до выноса друг друга с трассы. Тацио Нуволари, попав однажды в такую аварию, ответил ее виновнику, пришедшему к нему с извинениями: «Вот только не надо сантиментов. Автогонки – не школьные игры. Просто помни: я с тобой еще поквитаюсь».[144]

Превыше всего Рене любил сам процесс вождения – за то дивное ощущение, что за рулем ты сливаешься с машиной в сбалансированное и гармоничное единое целое, и все становится кристально ясным, поскольку ничего иного в мире более не существует. У него, собственно, и не было иного выбора, кроме как вернуться в гонки вопреки всем опасностям, угрожавшим теперь настолько реально, насколько ему и в дурном сне привидеться не могло в ту пору, когда он беспечно рассекал по окрестностям Ниццы на своей первой Bugatti.

После выписки из больницы Рене успел еще в том же сезоне заявиться на пару гонок на другой T51, но оба раза сошел. Но, так или иначе, дела у него в качестве независимого гонщика после разрыва с Maserati явно пошли в гору, и сезон он завершил на пятом месте в общем зачете серии Гран-при. Против новых Alfa Romeo P3 он явно не тянул, зато Широна и его партнеров по заводской команде Bugatti опережал регулярно. Так что, на правильной машине и в подходящей команде ему теперь вполне по силам было бы побороться за осуществление своей амбициозной мечты стать чемпионом Европы.

Поздней осенью его пригласил на ланч Бартоломео Костантини, которого все до сих пор по старой памяти звали просто «Мео». После Первой мировой этот летчик-ас пересел на Bugatti и выиграл немало крупных состязаний в составе заводской команды фирмы из Мольсайма, а по завершении гоночной карьеры стал ее спортивным директором. За ланчем высокий, статный и, как обычно, серьезный Костантини сделал Рене официальное предложение присоединиться к заводской команде Bugatti.

– Ну а что, я готов, – бесстрастно ответил Рене, не показывая виду, что готов прыгать от радости.[145]