Особенно революционными из-за смещенной вперед кабины выглядели машины Auto Union, но и «мерседесы» не уступали им в стремительной обтекаемости линий, так что обе немецкие машины одним своим видом свидетельствовали о том, что являются стремительным прорывом в будущее. И до блеска отшлифованные алюминиевые кузова вместо привычной для немцев белой покраски лишь подчеркивали футуризм двух этих произведений инженерного искусства, которые вскоре окрестят «серебряными стрелами». И Рене был далеко не одинок в своей мысли о том, что его Bugatti на фоне немок смотрится на стартовой решетке Монлери антикварной рухлядью.[238]
Германские пилоты и сами не стеснялись громко озвучивать свои притязания на победу. Накануне старта Манфред фон Браухич пообещал репортерам: «Завтра мы победим просто потому, что мы – сильнейшая команда».[239]
Понятно, что под «мы» как всегда нагло-самоуверенный Манфред имел в виду лично себя, но спортивные журналисты с острым любопытством ожидали возвращения в гонки Руди Караччолы и не спешили списывать его со счетов, оценивая шансы гонщиков на победу в Гран-при Франции.В чем все были единодушны, так это в прогнозе, что победу одержит кто-то из команд Auto Union или Mercedes, и кубок победителя отправится в Германию, все более превращающуюся в беспощадную нацистскую машину.
Первые полосы всех воскресных газет были посвящены отнюдь не Гран-при, а совсем другой истории. «День кровавых репрессий» гласил заголовок передовицы
Понятные опасения членов команд Mercedes и Auto Union относительно творящегося у них на родине вслух, естественно, никто не озвучивал. Совершенно непонятно было, кого именно там хватает Гитлер… а главное – почему и за что? Тем не менее, как позже писал Манфред, несмотря на «тревожные новости, его желание всех обогнать затмевало все прочее».[242]
Аналогичные чувства, надо полагать, испытывал и Руди: политика политикой, а ему предстоит гонка.Взревели двигатели. У гонщиков всякие мысли из головы вынесло «воем банши», как охарактеризовал звучание нагнетателей «самой шумной на земле машины» Mercedes W25 один журналист
К расположенному к западу от автодрома дальнему развороту Руди пришел первым. Колеса машин обеих немецких команд цеплялись за дорожное полотно, будто клеем намазанные, и пилоты Mercedes и Auto Union гладко и стремительно проходили самые крутые повороты, в то время как их соперников то и дело заносило и подбрасывало на ухабах.
Тем не менее, на овальную чашу первым во главе гонки вернулся Широн на алой Alfa Romeo P3. По преимуществу французская толпа приветствовала его с трибун восторженной какофонией. Вторым шел его товарищ по команде Ferrari Акилле Варци, третьим – Руди. Рене завершил первый круг на восьмой позиции.
Через некоторое время техника перестала выдерживать бешеный темп гонки, заданный лидерами, проходившими круги со средней скоростью за 150 км/ч. Первым на исходе первого часа гонки сломался один из P-Wagen’ов команды Auto Union, а следом за ним – и W25 фон Браухича, и одна из двух заявленных Maserati. На четырнадцатом круге заехал на пит-стоп и больше на трассу не вышел Луиджи Фаджоли на Mercedes-Benz. А еще через два круга вдали от автодрома вынужден был вылезти из своей заглохшей W25 и Руди. Таким образом, команда Mercedes в полном составе выбыла из гонки еще на первой половине дистанции, и немецкий радиокомментатор на некоторое время приумолк.[244]
«Кавалерийское наступление немцев захлебнулось, – иронизировал позже Широн, – силы их таяли просто на глазах под жарким летним солнцем».[245]На семнадцатом кругу начались проблемы и у Рене. На его Bugatti начались пропуски зажигания. Долгий пит-стоп с заменой свечей проблему, вроде бы решил, но на следующем же круге двигатель заглох окончательно. Еще через круг та же участь постигла и вторую Bugatti[246]
.