– Почтенная невестка, умерла она, о живых надо подумать. В вашем положении рыдания могут и до беды довести, а это никуда не годится. К тому же была ли почтенная младшая тетушка человеком? Если разобраться, никакой она не человек, а самая настоящая фея птиц, сосланная жить среди людей за то, что клевала персики бессмертия в саду богини Сиванму. Но срок ее наказания истек, и она, конечно же, снова стала небожительницей. Да спросить у любого – все видели, как она падала вниз с обрыва: ведь парила между небом и землей словно пьяная, будто во сне. А на землю как легко упала – неужто, будь она человеком, это было бы так грациозно… – Рассуждая о небесах и о земле, Сурок пытался поднять Чжаоди. А та знай твердила:
– Какую страшную смерть ты приняла, третья сестренка…
– Ну будет, будет, – нетерпеливо махнул рукой в ее сторону Сыма Ку. – Хватит плакать. Для таких, как она, жизнь – наказание, а после смерти они становятся небожителями.
– Всё из-за тебя! – бросила вторая сестра. – Придумал тоже – эксперименты с летающими людьми!
– Но ведь я взлетел, верно? – защищался Сыма Ку. – Вы, женщины, в таких серьезных вещах не разбираетесь. Начальник штаба Ма, распорядись, чтобы тело доставили домой, купили гроб и организовали похороны. Адъютант Лю, давай на гору, мы с советником Бэббитом прыгнем еще раз.
Сурок помог Чжаоди подняться и, важничая, обернулся к толпе:
– Давайте сюда, помогите.
Старшая сестра по-прежнему стояла на коленях, нюхая этот вонючий цветок – цветок, вобравший в себя запах Линди.
– Вам тоже не стоит убиваться, почтенная старшая тетушка, – запел Сурок и ей. – Почтенная третья тетушка вернулась в свою обитель, и все должны радоваться…
Он еще не договорил, а Линди уже вскинула голову и уставилась на него с таинственной усмешкой. Сурок пробормотал что-то еще, но продолжить не решился и торопливо смешался с толпой.
Улыбаясь и высоко подняв алый бутон, Лайди встала, перешагнула через тело сестры и впилась взглядом в Бэббита, вихляясь в своем просторном черном халате. Двигалась она как-то беспокойно, словно ей не терпелось опростаться. Сделав несколько семенящих шажков, она отбросила цветок, бросилась к Бэббиту, обняла его за шею и сильно прижалась к нему всем телом, бормоча, словно в горячечном бреду:
– Умираю… Не могу больше…
Бэббиту стоило большого труда вырваться из ее объятий. На лице у него выступили капельки пота.
– Не надо… Я люблю не тебя… – выдохнул он, мешая иностранные слова с китайскими.
Словно сучка с налившимися кровью глазами, старшая сестра изрыгнула целый набор непотребных слов и, выпятив грудь, снова бросилась к Бэббиту. Тот неуклюже уклонился от ее наскока и раз, и два, но в конце концов укрылся за спиной шестой сестры. Та вовсе не желала служить ему укрытием и стала крутиться, как собачонка, к хвосту которой малец, решивший сыграть с ней злую шутку, привязал колокольчик. Лайди ходила кругами следом, а Бэббит, пригнувшись, все так же прятался за Няньди. Так они и ходили друг за другом. У меня даже голова закружилась от мелькавших перед глазами торчащих задниц, воинственно выпяченных грудей, блестящих затылков, потных лиц, неуклюжих ног… В глазах рябило, в душе царило смятение. Вопли старшей сестры, выкрики шестой, тяжелое дыхание Бэббита, двусмысленное выражение на лицах окружающих. Солдаты взирали на все это с сальными улыбочками, разинув рты, подбородки у них подрагивали. Наши козы с моей во главе самостоятельно выстроились гуськом и неторопливо потянулись домой, каждая с полным выменем. Поблескивали боками лошади и мулы. С испуганными криками кружили над головами птицы: видать, где-то тут у них гнезда с яйцами или птенцами. Вытоптанная трава. Сломанные стебли полевых цветов. Пора распутства. Наконец второй сестре удалось ухватить Лайди за халат. Та вырывалась что было сил и тянулась руками к цели – к Бэббиту, не переставая изрыгать непристойности, от которых народ аж в краску бросало. Халат порвался, обнажив плечо и часть спины. Повернувшись к старшей сестре, Чжаоди закатила ей пощечину, и та сразу замерла. В уголках рта выступила белая пена, глаза остекленели. Вторая сестра продолжала хлестать ее по лицу, с каждым разом все сильнее. Из носа Лайди потекла темная струйка крови, сначала на грудь свесилась, подобно подсолнуху, голова, а потом она рухнула всем телом.
В полном изнеможении Чжаоди опустилась на землю и долго не могла отдышаться. Потом шумное дыхание перешло в рыдания. При этом она колотила себя по коленям в такт всхлипываниям.
Лицо Сыма Ку выражало явное возбуждение. Он не сводил глаз с обнаженной спины старшей сестры, тяжело дышал и без конца вытирал ладони о штаны, словно замарал их так, что и не оттереть.