Большая грудь, широкий зад

– Не хочется, честно говоря, руки марать о такого пса паршивого. – Она сплела пальцы и надавила до хруста в суставах. – Мне наплевать, в третьем поколении ты крестьянин или в тридцатом, но проучить тебя все-таки придется! – Незаметное движение кулака – и от удара в скулу У Юньюй взвыл и пошатнулся. После второго, еще более мощного, удара по ребрам он получил еще ногой по лодыжке и, растянувшись на полу, захныкал, как маленький. Цзи Цюнчжи подняла его за шкирку и ухмыльнулась, глядя на эту гнусную рожу. Потом подвела к двери, наладила ему коленом в пах, толкнула ладонью, и У Юньюй грохнулся навзничь на кучу битых кирпичей. – Ставлю тебя в известность, – сообщила она, – ты исключен.

Глава 32

Они остановили меня на тропинке, что вела из школы в деревню. У каждого в руке по упругой ветке шелковицы. Надвигались сумерки, в косо падающих лучах солнца их лица казались желтовато-восковыми, а мягкий свет придавал каждому свой оттенок – и У Юньюю в его неизменной шапочке, с распухшей щекой, и Го Цюшэну с его злобным взглядом, и Дин Цзиньгоу с черными, как древесные грибы, ушами, а также известному всей деревне каналье Вэй Янцзяо с его почерневшими зубами. В грязных канавах по обочинам тропинки покрякивали встрепанные утки. Я собрался было проскользнуть мимо, но мне преградил путь своей веткой Вэй Янцзяо.

– Чего надо? – буркнул я.

– Чего? Проучить тебя хотим сегодня, ублюдок мелкий, отродье рыжего заморского дьявола! – И зрачки его косых глаз запрыгали, как ночные мотыльки.

– Что я вам сделал… – жалобно проскулил я.

У Юньюй вытянул меня веткой. Зад обожгла нестерпимая боль. И тут они принялись охаживать меня со всех сторон – по шее, по спине, по заду, по ногам. Я громко взвыл, а Вэй Янцзяо вытащил здоровенный нож с костяной ручкой и помахал им у меня перед носом:

– Заткнись! Еще раз крикнешь, отрежу язык и нос и выколю глаза! – При виде холодно поблескивающего лезвия я пришел в ужас и умолк.

Пиная меня коленями и хлеща ветками по ногам, они, эта четверка волков, погнали меня, бедную овечку, подальше в поля. В канавах неслышно текла вода, со дна поднимались и лопались пузыри, и в опускавшихся сумерках омерзительный запах оттуда все усиливался. Несколько раз я оборачивался и молил:

– Братцы, отпустите… – Но в ответ град ударов сыпался еще чаще, а когда я вскрикивал от невыносимой боли, снова подскакивал Вэй Янцзяо со своими угрозами. Оставалось лишь безропотно сносить побои и шагать, куда вели.

Мы прошли по мосткам из накиданной соломы, и перед густыми зарослями клещевины мне велели остановиться. Вся задница мокрая – то ли от крови, то ли от мочи, не знаю. Они выстроились в одну линию, облаченные в кровавые отблески зари. Все четыре ветки совсем измочалились и из зеленых стали черными. На веерах мясистых листьев клещевины тоскливо стрекотали пузатые зеленые кузнечики. От резкого запаха ее цветков из глаз у меня покатились слезы.

– Слушай, брат, ну и чего делать-то с этим паршивцем? – подобострастно обратился Вэй Янцзяо к У Юньюю.

– Прибить его надо, я считаю! – буркнул тот, потирая распухшую щеку.

– Нет, так не пойдет, – заявил Го Цюшэн. – У его старшей сестры муж – замначальника уезда, и сама она при должности. Убьешь его – нам всем не жить.

– Можно убить, а труп – в реку, – предложил Вэй Янцзяо. – Через несколько дней будет в океане черепах кормить. И сам черт не дознается.

– Вот только убивать чур без меня, – струсил Дин Цзиньгоу. – А ну как муж его сестры, этот кровавый бандит Сыма Ку, объявится? Он за своего младшего дядюшку под корень наши семьи изведет.

Они обсуждали мою судьбу, а я слушал с полным безразличием, не испытывая ни страха, ни желания сбежать. Впав в какое-то зачарованное состояние, я даже обратил свой взор вдаль, на юго-восток, где закатным морем крови простирались луга и золотилась гора Лежащего Буйвола, и на юг, на бескрайние темно-зеленые рисовые поля. Берег Мошуйхэ, извивающейся длинным драконом к востоку, то скрывался за колосьями, то открывался там, где они были ниже, и над невидимыми водами листками бумаги покачивались стайки белых птиц. В голове пронеслось одно за другим все, что случилось пережить, и вдруг показалось, что я уже прожил лет сто.

– Убейте меня, убейте, я пожил свое.

В их глазах мелькнуло удивление. Обменявшись взглядами, они снова повернулись ко мне спиной, будто не расслышали.

– Ну убейте же меня! – решительно заявил я, всхлипнув, и вдруг разревелся, обливаясь липкими и солоноватыми, как кровь, слезами.

Искренностью своей просьбы я поставил их в затруднительное положение. Они снова переглянулись, и было видно, что призадумались.

– Умоляю вас, господа, – решил я закрепить успех еще большим драматизмом, – прикончите меня! Все равно как, только побыстрее, чтобы меньше мучиться.

– Ты что, думаешь, нам духу не хватит убить тебя? – уставился мне в глаза У Юньюй, сжав своими толстенными пальцами мой подбородок.

– Хватит, – пролепетал я, – конечно же хватит. Я лишь прошу сделать это побыстрее.