Большая грудь, широкий зад

Она уже поднаторела в выступлениях и чем больше говорила, тем больше распалялась, подобно разгоряченной лошади. Нотариус и полицейские стояли остолбенев. Камера репортера городского телевидения, вне сомнения одного из подчиненных Единорога, которого недавно повысили до начальника управления радио и телевидения, была направлена на мэра Лу Шэнли и дорогого гостя. Очнувшийся репортер городской газеты тоже забегал, снимая начальство и зарубежного бизнесмена в разных ракурсах.

Сыма Лян заметил наконец связанную по рукам и ногам матушку. Он вдруг весь подобрался, словно его потянула за волосы огромная рука. Качнулся назад, из глаз брызнули слезы. Он стал медленно опускаться на колени, а потом распростерся на земле с громким воплем:

– Бабушка! Бабушка…

Расплакался он откровенно и искренне. Об этом свидетельствовали и катившиеся ручьем слезы, и повисшие на кончике носа сопли.

Шангуань Лу вглядывалась в него слабеющими глазами, губы у нее кривились дрожа:

– Лян Эр… Ты?..

– Я, бабушка, родная моя! Я тот самый Сыма Лян, которого ты вскормила грудью, – всхлипывал он.

Шангуань Лу попыталась повернуться, и Сыма Лян вскочил:

– Сестра, зачем понадобилось связывать бабушку?

– Это я недоглядела, брат, – сконфуженно выдавила Лу Шэнли. И, повернувшись к Цинь Уцзиню, прошипела сквозь зубы: – Ну вы и сволочи! – Ноги у того подкосились, но он устоял, сжимая в руках нашу чашку. – Погодите, вот вернусь… Нет, прямо сейчас… – Она просто кипела от злости: – Ты уволен. Возвращайся в офис и пиши объяснительную! – Она нагнулась и стала развязывать опутывающие Шангуань Лу веревки. Один узел оказался особенно тугим, и она вцепилась в него зубами. Выглядело это очень трогательно.

– Припоздала я, бабушка, – выдохнула она, помогая Шангуань Лу подняться.

– А ты кто такая? – с сомнением глянула на нее матушка.

– Не узнаёте, бабушка? Я Лу Шэнли, ваша внучка!

– Непохоже, непохоже, – покачала головой матушка. И отыскала глазами Сыма Ляна: – Лян Эр, дай бабушка потрогает тебя – похудел ты или потолстел. – Руки матушки заскользили по голове Сыма Ляна. – Да, ты мой Лян Эр. Люди с годами могут меняться, а черепушка не меняется. Все, что выпадает человеку в жизни, на черепе отражается. А жирку у тебя хватает, дитя мое. Видать, живешь неплохо и поесть хорошо можешь себе позволить.

– Да, бабушка, – всхлипывал Сыма Лян, – могу. Пришел конец вашим бедам. Теперь заживете покойно и счастливо. А что мой младший дядюшка? Как он?