Большая грудь, широкий зад

Ее рот искривился, чашка с кофе скатилась на пол. Кто знал, что она может разыграть настоящее представление? Актрисой в труппу маоцян – вот куда бы ее послать. Она снова зашлась в плаче, как грудной ребенок, причем голосила все громче и громче. В этот тихий дождливый вечер, когда лишь изредка проезжала машина какого-нибудь полуночника, она верещала так, будто хотела, чтобы ее услышал весь город. В душе Цзиньтуна забушевало пламя гнева, но он сдерживался, и наружу не выскочила ни одна искорка. На столе как раз случились две бомбочки-шоколадки в золотой фольге. Он торопливо развернул одну и запихнул ей в рот этот черный-пречерный сладкий шарик, приговаривая сквозь стиснутые зубы:

– Барышня, милая, ну не надо плакать, съешьте лучше конфетку…

Конфету она выплюнула, и шоколадный шарик покатился по полу, как яйцо навозного жука, замарав шерстяной ковер. И продолжала реветь. Он лихорадочно развернул и сунул ей в рот вторую. Она, конечно, не собиралась послушно съесть ее и снова попыталась выплюнуть, но он зажал ей рот. Размахнувшись, она хотела ударить его, но Цзиньтун пригнулся, и его лицо оказалось на уровне голубого бюстгальтера и белой волнующейся груди. Гнев в душе резко сменился жалостью, от которой он тут же растаял и бестолково обнял ледяные плечи. Последовали поцелуйчики и тому подобное, и вязкая шоколадная масса слепила их губы. Стало ясно, что, пока не рассветет, избавиться от этой женщины не удастся. К тому же они обнимались и целовались, да и чувства стали глубже, и ответственность возросла.

– Я действительно так противна тебе? – проговорила она сквозь слезы.

– Нет-нет, я сам себе противен, – поспешил заверить ее Цзиньтун. – Тебе, милая, меня не понять: я и в тюрьме сидел, и в психушке побывал. Любую женщину со мной ждут одни несчастья. Не хочу доставлять тебе неприятности…

– Не надо ничего говорить, – выдохнула она и снова принялась всхлипывать, закрыв лицо руками. – Я понимаю, я тебе не пара… Но я люблю тебя, давно уже тайно люблю… Мне ничего не надо… Умоляю, позволь лишь побыть с тобой немного, и всё. И я буду счастлива… довольна…

И как была полуголая, направилась к выходу. У двери задержалась на миг и вышла.

Глубоко тронутый, Цзиньтун честил себя на все лады: «Ну и презренный же ты тип! Как ты мог так плохо думать о человеке, как мог взять и выдворить такую чистую душой женщину, вдову, пережившую столько несчастий! Что в тебе особенного? Разве заслуживает любви старый хрыч, как ты, в пятьдесят с лишком? Что ты за тварь холоднокровная, чисто змея какая или лягушка! И ты отпустишь ее одну в ночи под ледяным дождем, чтобы она промокла и заболела? А если здоровье у нее уже не вынесет такого? Да и небезопасно сейчас, хулиганья полно. Нарвется на них в таком виде, что тогда?»

Выскочив в коридор, он настиг ее там, всю в слезах, обнял и повел обратно. Она покорно обхватила его за шею. Унюхав запах жирных волос, он снова пожалел о содеянном. Но заставил себя уложить ее на свою кровать.

– Я твоя, – пролепетала она, глядя на него глазами агнца. – Все, что у меня есть, – твое.

Одним движением она сбросила бюстгальтер. Груди так близко друг от друга. «Нельзя, – одернул себя Цзиньтун, – ни в коем случае!» Но она уже запихнула торчащую грудь ему в рот.

– Бедняжка, – с облегчением вздохнула она, гладя его по голове.

Глава 53

В душе Цзиньтуна все переворачивалось, когда он ставил отпечаток пальца в книге регистрации браков. Но он все же поставил его, хоть и понимал, что не любит эту женщину, даже ненавидит. Во-первых, он не знал, сколько ей лет, во-вторых, понятия не имел, как ее зовут. В-третьих, ему было неизвестно ее происхождение. И только выйдя из загса, он спросил:

– Зовут-то тебя как?

Она раскрыла красную книжечку свидетельства о браке, и ее губы искривились в злобной гримасе:

– Посмотри как следует, здесь все написано.

«Ван Иньчжи и Шангуань Цзиньтун по собственному желанию регистрируют брак в соответствии с Законом КНР о браке…»

– Ван Цзиньчжи кем тебе приходится?

– Он мой отец.

В глазах у него потемнело. «Это надо же быть таким редкостным болваном, чтобы самому взойти на разбойничий корабль! Заключить брак – пара пустяков, а вот расторгнуть – дело непростое. Теперь я больше чем уверен – за всем стоит Ван Цзиньчжи, Единорог проклятый. Сыма Лян заставил его замолчать, вот он и удумал такой коварный ход, чтобы, как в боевиках ушу, отыграться на мне. Сыма Лян, Сыма Лян, где ты?»

– Не надо плохо думать о людях, Шангуань Цзиньтун, – бросила она со слезами на глазах. – Я влюбилась в тебя, и отец мой тут ни при чем. Он ругал меня, хотел даже порвать со мной отношения. «Что, скажи на милость, ты нашла в нем, дочка? – говорил он. – Он же некрофил, душевнобольной, гадостей натворил – не счесть, и всем об этом известно. Да, у него двоюродный племянник – богатей, а двоюродная племянница – мэр города. Ну и что? Мы хоть люди и небогатые, но характера у нас хватает…» Цзиньтун, – вся в слезах продолжала она, – хорошо, давай разведемся, буду жить как придется…