Большая грудь, широкий зад

– Дорогую цену пришлось заплатить, – заговорил комиссар. В шестом дворике на створке от ворот лежало несколько трупов, лица их были прикрыты белой тканью. – Героически погиб командир отряда Лу, – продолжал он. – Это невосполнимая потеря. – Наклонившись, он поднял белую тряпицу, и мы увидели бородатое лицо, забрызганное кровью. – Бойцы хотели с командира бригады Ша живьем шкуру спустить, – добавил комиссар, – но наши политические убеждения этого не позволяют. Нашей верой впору, как говорится, сотрясти небо и землю, впечатлить духов и богов – верно, госпожа Ша?

Пройдя через седьмой дворик и обогнув высоченный экран перед входом, мы оказались на высоких ступенях главных ворот Фушэнтана.

На улице царило оживление. С востока на запад несколько покрытых пылью бойцов отряда вели под узды лошадей, а с запада на восток солдаты с помощью местных жителей тянули на веревках джип. Встретившись перед воротами Фушэнтана, и те и другие остановились. Двое – с виду младшие командиры – подбежали к нам. Вытянувшись перед комиссаром, они козырнули и одновременно, стараясь перекричать друг друга, стали докладывать: один – о захвате тринадцати боевых лошадей, другой – об американском джипе, у которого, к сожалению, пробит радиатор. Цзян высоко оценил их успехи; от его похвалы они выпятили грудь, вздернули подбородки, глаза их засияли.

Комиссар привел нас к церкви. По обе стороны от входа стояли шестнадцать вооруженных часовых. Цзян приветственно поднял руку, бойцы отдали честь оружием, перехватив приклады винтовок и щелкнув каблуками. Так мы, кучка женщин и детей, неожиданно оказались в роли генералов, инспектирующих войска.

В юго-восточном углу церкви сгрудилось около шестидесяти пленных в зеленой форме. Прогнившие балки у них над головой были покрыты белыми гроздьями грибов. Перед ними, спиной к нам, стояли четверо автоматчиков: левая рука на изогнутом, как коровий рог, магазине, четыре пальца правой руки сжимают гладкий, как девичья ножка, приклад, указательный палец – на утином язычке спускового крючка. Рядом грудой дохлых змей валялись кожаные ремни. Пленные могли передвигаться, лишь поддерживая брюки руками.

На губах Цзяна мелькнула еле заметная улыбка, он кашлянул, – возможно, чтобы привлечь внимание. Пленные медленно подняли головы. Глаза у них оживились, вспыхивая, как блуждающие огни. Они явно узнали Лайди – кто-то сразу, кто-то на второй, а может, и на пятый раз. Ведь если верить комиссару Цзяну, она была правой рукой командира бригады. Неизвестно, что она чувствовала, но глаза ее покраснели от слез, она побледнела и опустила голову на грудь.

Эти пленные напомнили мне черных ослов отряда стрелков. Когда их привели в церковь, они тоже сбились в кучу – парами по четырнадцать: один пощипывает другого за ногу, другой покусывает приятеля за зад. Тут и забота друг о друге, и взаимопомощь, и защита. Где, интересно, этот сплоченный отряд ослов нашел свой конец? Может, их разгромил партизанский отряд Сыма Ку у Маэршань83, а может, постарались тайные агенты японцев под Гэболин?84 В святой день моего крещения изнасиловали матушку. Все эти одетые в зеленую форму солдаты, которые начинали как отряд стрелков, – мои заклятые враги. Теперь, во имя Отца, Сына и Святого Духа, они должны понести заслуженное наказание. Аминь.

– Ну что, братва, проголодались небось? – обратился к ним Цзян.

Пленные снова подняли головы. Кое-кто вознамерился было ответить, но промолчал. Другие и не думали отвечать.

– Оглохли, что ли, или языки проглотили, сынки? – не выдержал один из охранников Цзяна. – Вам комиссар отряда вопрос задал!

– А ну попридержи язык! – сурово оборвал охранника Цзян. Тот покраснел и опустил голову. А Цзян продолжал: – Мы знаем, братцы, что вы голодны и хотите пить, а может, и животом страдаете – у таких круги под глазами и холодный пот прошибает. Продержитесь еще немного, еда скоро будет. У нас здесь условия не ахти, разносолов не обещаю. Сначала котел бобового супа, чтобы заодно и жажду утолить, а в полдень – пампушки из белой муки и жареная конина с чесноком.

На лицах пленных отразилась радость, некоторые набрались смелости и стали тихо переговариваться.

– Лошадей полегло немало, – продолжал Цзян, – и всё добрые. Такая досада, что вы нарвались на наше минное поле. Кто знает, может, вам достанется мясо лошадей, на которых вы шли в бой. Хотя и говорят, что мулов и лошадей можно сравнить с благородными мужами, но это в конце концов всего лишь лошади. Человек – душа всего сущего, так что ешьте до отвала!