Большая игра, 1856–1907: мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии

Чтобы обезопасить центральноазиатские границы, Николай I принял решение построить новую укрепленную линию теперь уже вдоль Сырдарьи. Другим шагом царя в 1839 г. стала организация военной экспедиции в Хиву под командованием близкого друга императора генерал-губернатора Оренбурга В.А. Перовского. Целью похода была попытка заставить местного хана прекратить набеги на российские владения и искоренить работорговлю, а главное, — он рассматривался в Петербурге как своеобразный ответ России на вмешательство англичан в дела Афганистана[209]. Однако войска Перовского вынуждены были повернуть назад на середине пути в связи с тяжелыми погодными условиями, бездорожьем и плохим знанием местности, хотя известие об экспедиции заставило хивинского хана обратиться за помощью чуть ли не к турецкому султану. Тем временем разворачивалась реконструкция старых фортификаций и строительство новых укрепленных постов вдоль рек Иргиз и Тургай. Вскоре русские создали морскую базу на Аральском море и открыли регулярную навигацию по Сырдарье в 1847–1850 гг.[210]

Предпринимались и дипломатические усилия, в частности, с 1836 по 1843 г. было направлено несколько русских миссий в Бухару, для урегулирования вопросов торговли, пошлин, освобождения рабов и установления регулярных дружественных отношений с эмиром Насруллой. Именно в 1842 г. Николай обратился к нему с просьбой, хотя и тщетной, освободить британских офицеров — полковника Стоддарта и упоминавшегося ранее капитана Конолли, заключенных в тюрьму по обвинению в шпионаже и казненных в июне того же года[211]. Обращение российского императора было передано Насрулле через полковника Бутенева, специального посланника царя, делегацию которого ко двору эмира сопровождал известный знаток мусульманского Востока Н.В. Ханыков, речь о котором пойдет в следующей главе[212].

Примечательно, что уже в 1844 г., министр иностранных дел К.В. Нессельроде предложил главе Форин офис лорду Абердину «оставить ханства Центральной Азии в качестве нейтральной зоны между двумя империями так, чтобы не допустить опасных контактов»[213]. Так была впервые сформулирована концепция буферных государств для Азии, целью реализации которой могло стать заполнение вакуума силы и влияния в проблемном геостратегическом пространстве между Российской и Британской империями. Согласно этой концепции азиатское государство-буфер рассматривалось в качестве промежуточной зоны, разделяющей соперничающие европейские державы, каждая из которых принимала на себя обязательство не посягать на его особый статус, близкий к нейтральному. Хотя это понятие вошло в европейскую дипломатическую практику еще в XVIII в. как один из элементов общей теории баланса сил, именно в ходе Большой Игры Великобритания и Россия попытались использовать его на практике, как будет показано ниже[214].

Рассматривая ситуацию, сложившуюся к середине XIX в. в так называемой Транскаспийской, или Закаспийской, области, населенной преимущественно туркменскими племенами, укажем, что только часть из них признавала сюзеренитет иранского шаха или хивинского хана, в то время как остальные фактически сохраняли свое общественное устройство в форме военной демократии с выборными главами кочевых кланов (или в редких случаях земледельческих общин) и советами старейшин. При этом следует помнить, что еще в 1677 г. некоторые из племен хотя бы номинально признали свою вассальную зависимость от Московского царства; другие последовали их примеру в 1745, 1802 и 1811 гг. Так, в частности, туркмены-йомуды добровольно присоединились к России в войне против Персии 1826–1828 гг. Более того, к 1850 г. около 115 тыс. туркменов по собственной воле стали подданными Российской империи, хотя значительная часть племен, например, текинцы и мервцы, продолжали воспринимать расширение русского влияния в Центральной Азии довольно враждебно[215].