Большая игра (СИ)

Они направились вниз, стальные подметки гулко клацали по каменным ступеням. Неродная память в очередной раз услужливо подала Александру бесполезную информацию. Как правило, Парящие Замки представляли собой глыбу с прорезанными в ней немногочисленными тоннелями или и вовсе без оных - все остальное надстраивалось на глыбе позднее - башни, основное здание с комнатами персонала, бараки. Соответственно многое в них было деревянным - ступени, балки, швартовочные платформы. 'Гнев Альвира', в отличие от них, представлял собой единое монолитное образование. По-крайней мере настолько монолитное, насколько вообще может быть глыба породы. Все башни и здания были не более чем дань внешнему виду - вполне можно было и не придавать им настолько привычные формы. Размерами 'Гнев' был меньше своих 'собратьев' по верфи - это достигалось за счет того, что при строительстве использовали больше полезного объема внутри самой глыбы. Иными словами Крепость была намного прочнее и маневреннее своих аналогов, но, в качестве недостатка, была безумно дорога и в ее помещениях царил настолько адский холод и сквозняки, что топить приходилось даже в самый разгар пусть и не ласкового, но лета.

- Вам, пожалуй, стоит взглянуть на процесс зарядки, - сказал на ходу Грызнов. - По-первому разу производит неизгладимое впечатление. Можно посмотреть из командного зала - он лучше всего из всех помещений с окнами экранирован. Оттуда можно будет увидеть все три стелы.

Александр молчанием выразил согласие, продолжая следовать за Настоятелем.

Командный зал венчал собою центральное здание и занимал полностью весь этаж. Из мебели в нем был огромный круглый стол невдалеке от центра зала, десяток глубоких кресел, сейчас в живописной неупорядоченности расставленных по всему помещению и несколько чайных столиков. В центре зала - металлический круг, диаметром метра в три, с утопленными в пол рукоятями. Стен как таковых у зала не имелось - только застекленные арки во всю высоту от пола до потолка. Грызнов говорил правду - обзор из зала был даже лучше чем с высоты башни. Отлично можно было рассмотреть три огромных лепестка, сейчас раскрытых - именно они по старой традиции, когда еще имели продолговатую форму, назывались стелами.

- Стелы, - кивком указал Настоятель. - Пока раскрыты. Сейчас я сообщу Матьясу что мы готовы и тогда уж наслаждайтесь зрелищем.

- А вы?

- Буду присутствовать с вами. До начала учений я самый бесполезный человек на 'Гневе', - Горий прикоснулся к кристаллику серьги-комуники и на секунду замер с совершенно отсутствующим взглядом. - Все. Присаживайтесь поудобнее.

Грызнов поступил согласно собственному совету, устроившись в одном из многочисленных кресел. Александр последовал его примеру.

Как только они расположились - началось. Пол под ногами едва заметно качнулся и лепестки стел пошли вверх, явно готовясь сомкнуться над крепостью. В то же время облака понеслись с безумной скоростью, сворачиваясь в мрачного вида свинцово-серую воронку вокруг некоей незримой оси. Секунды же потекли медленно и величественно, точно пытаясь компенсировать внезапную торопливость окружающего мира.

Горьев заговорил, разрывая тишину.

- Я всегда поражался подобным моментам. Способности одного единственного человека повелевать такими силами. И не некоего абстрактного, а вполне конкретного, со своими нуждами, бедами, слабостью сердца.

Странно, но слова Настоятеля не нарушили величие происходящего, а лишь подчеркнули его, органично вплетаясь между мгновениями. Стелы тем временем смыкались все больше, закрыв уже две трети обозримого. Тучи неслись все яростнее, небо темнело, зал погружался в сумерки и уже только очертания предметов едва угадывались.

Мгновение, пол вновь качнулся и с тихим, но разнесшимся на многие километры вокруг, щелчком стелы сомкнулись, надежно скрыв постройки, венчавшие каменную глыбу крепости. Наступила темнота.

Мгновения потянулись одно за другим и уже когда Александр заерзал в кресле, утомившись ожидать неизвестного - все вокруг вспыхнуло ослепительным голубым светом.

Треск оглушающими аккордами заполнил все сущее, а по внутренней стороне стел заметались статические разряды, безумными дугами перепрыгивая на башни, облизывая постройки, сжимая в объятиях и душа друг друга. В мертвенно-синюшном свете Горьев увидел лицо Настоятеля, тот заворожено смотрел на открывающуюся феерию и что-то говорил, но треск статики глушил все до единого его слова. Лицо в неверном, метающемся свете походило на маску разупокоенного мертвеца. Закричи сейчас - и ни звука не разберешь кроме этого равномерного, мягкого, но оглушающего стрекота. И нет больше цветов, казалось, во всем мире кроме синюшно-белого, агатово-черного и небесно-голубого.

Тьма навалилась так же внезапно, как и исчезала - мгновенно, вся, так, что хотелось закричать от ужаса за свои глаза. Лишь через полминуты взор смог различить легчайшее пульсирующее свечение стел и контуры башен на фоне этого неверного света, который с равным успехом мог быть как истинным, так и обманом, зрительным воспоминанием.