Здравствуй, Кали, жестокая матерь!По забрызганным кровью камням,Не молельщик, не жрец, не взыматель,Я вхожу в твой мучительный храм.Только что я, козленок, заколот,Но гляжу в удивленье немом:Прежней жизни покинувший холод,Запредельным я греюсь теплом.Вот раскачиваюсь пред пришельцемИз полуночного далекаЯ — старушечка с высохшим тельцем,И рукой — коготком голубка.На земле, заболевшей проказой,В смеси чада и влаги, стою,Весь в грязи, пред тобою, трехглазой,Но ты видишь ли душу мою?Погаси во мне память преданья,С разумением связь разорви,Дай не белую боль состраданья,Дай мне черные слезы любви!
1978
"Надеваю плащ болонью…"
* * *
Надеваю плащ болонью,Выхожу. Слегка дождит.Осень пробует гармонью,Самолетами гудит.За сосновой чередоюСветит мне такая даль,Будто грязною водоюКто-то вдруг плеснул в хрусталь.Превратившись в тень ограды,В листья, птиц и всякий сор,Здесь ведут со мной монадыБессловесный разговор.С ними нежно сочетавшись,Связи грубые рубя,Я, самим собой оставшись,Удаляюсь от себя.
1978
В ПЯТНИЦУ ВЕЧЕРОМ
Белеет над Псковом вечерняя пятница.В скворешне с мотором туристы галдят.Взяв мелочь привычно, старуха-привратницаМеня почему-то ведет через склад.На миг отказавшись от мерзости всяческой,Себе самому неожиданно странен,Я в маленькой церковке старообрядческой —Как некий сомнительный никонианин.На ликах святых, избежавших татарщины,Какой-то беззвучный и душный покой.А самые ценные, слышал, растащеныВ коммунные годы губернской рукой.Ужели же церковка эта — отверстиеВ эдемских вратах? И взыскующим градаВползти в него может помочь двоеперстие?Иль мы позабыли, что ползать не надо?Я вышел. Я шел вместе с городом низменнойДорогой и вечера пил эликсир.Нет Бога ни в каменной кладке, ни в письменной,И в мире нет Бога. А в Боге — весь мир.
1978
ПУШКИНСКИЕ МЕСТА
В Бугрове пьют. Вчера, больной и пьяный,Скончался здешний плотник и столяр.Дополз домой с Михайловской поляныИ умер. А ведь был еще не стар.Июньской светлой ночью неизвестныйБыл сбит пикапом у монастыря.Есть куртка, брюки, нет лица. "Не местный", —Сказал прохожий, знаменье творя.Он здесь чужой. И лишь одни дубравыХранят его довременный покой,И повторяют соловьи октавы,Записанные быстрою рукой.