Большая Книга. Том 1. Имперский сирота

О первых в истории перестроечного СССР массовых протестах на национальной почве в такой доселе мирной и щедрой на дружбу народов Алма-Ате Яс узнал только через день, в четверг, 18 декабря. 17 декабря все занятия внезапно отменили, и Яс с Андрюшкой с большой пользой для здоровья прокатались весь день на горках у Яса во дворе. А 18-го, на уроке истории вездесущая Анна Борисовна рассказала им о пьяных хулиганах, вышедших позавчера на площадь, которые занимались тем, что избивали мирных прохожих и поджигали припаркованные на площади машины. И о том, что теперь их ждет отчисление из университета, а особо отличившихся – еще и тюрьма. Почему молодежь внезапно решила безобразничать на морозе всю ночь, в, если так можно выразиться, глубокий несезон, Анна Борисовна не объяснила. Как и не рассказала о способе разгона этой зимней ночной молодежной демонстрации: саперными лопатками в молодых и сильных руках курсантов общевойскового училища. Обо всех этих деталях Яс, впрочем, узнал довольно скоро, а именно за ужином, из первых рук. Андрей Зазубин, племянник дяди Жени, бывший афганец и кадровый военный как раз и командовал ротой, принимавшей участие в разгоне этой демонстрации. Он-то и поведал Зазубину, зашедшему для этого специально на Винодельческую (не телефонный разговор) о событиях прошлой ночи. Саперные лопатки были хорошо отточены. Курсантам было запрещено работать ими выше уровня шеи, все остальные места поражения разрешались. Таким образом, при минимальном количестве жертв обеспечивалось довольно эффективное подавление активных участников – удара лопаткой в пах или в бедро было достаточно, чтобы нейтрализовать демонстранта, не обладающего, конечно же, никакими специальными средствами защиты. Потом молодых казахов-студентов грузили в автозаки и увозили за город, в чистое поле, где и оставляли, предварительно разрезав у всех пояса брюк. Дядя Хаким, тоже дежуривший в ночь с 16-го на 17-е на площади Брежнева со своими курсантами из школы милиции, дополнил рассказ дяди Жени своими впечатлениями с места событий спустя пару дней уже в их квартире, после пары рюмок перед игрой в «храп».

Яс слушал их обоих с большим интересом. Саперные лопатки, автозаки, разрезанные пояса брюк – ничего себе! Это, выходит, так выглядит «перестройка»? Куда подевался добрый дядя Степа-милиционер из его детства? И откуда вдруг в Алма-Ате столько хулиганов, алкоголиков и бандитов? Хорошо, что его «пистолет» от шпаги, если что, сможет вполне послужить кастетом. Лучше он будет теперь носить его с собой постоянно, а не только на тренировки.

Декабрьские события окончательно вытеснили из головы Яса полеты к голубым куполам незнакомых древних дворцов. Он вспомнит о своем сне только через двадцать лет, сначала в Туркестане, а через год, день в день, и в Самарканде, в изумлении рассматривая мечеть Биби Ханум, любимой жены легендарного среднеазиатского эмира, завоевателя, строителя и мецената по имени Тимур.

Тамерлан