Большая книга ужасов — 72

Саша протянул руку к кнопке, но тут его словно кто-то одернул и заставил сделать шаг назад, к той стене, где располагался выключатель. Не хотелось, чтобы его кто-нибудь увидел — голого по пояс и с очень странным багажом!

Он погасил свет, открыл дверь, шагнул через порог — и дыхание перехватило, потому что привычный дворик с маленькой детской площадкой и гаражами, которые виднелись из-за кустов сирени, вмиг исчез, а все вокруг заволокла полная и кромешная тьма.

* * *

Показалось, стемнело во всем мире, на всех материках, во всех часовых поясах, во всех городах и странах, на земле и на небе! Ничего не было видно — ни-че-го!

И входить в эту темноту, вернее, погружаться в эту темнотищу, в которой словно бы растворился мир, у Саши не было никакого желания. Он даже попятился и чуть не свалился, наступив на порожек подъезда.

Это вернуло ощущение реальности и помогло собраться с духом. Если на месте порог, а плечом ты ощущаешь холод металлической двери, значит, мир никуда не делся, а что темно — ну подумаешь, ночью всегда темно!

Подбадривая себя таким нехитрым образом, Саша прижал коробку с притихшим Ахилкой и руку-воровку к груди, чтобы не дай бог не выронить, если невзначай споткнется или оступится в темноте, а свободной рукой пошарил там, где должны были находиться перила.

Перила, на счастье, никуда не делись, так же как и ступеньки, так же как и стены дома, придерживаясь за которые Саша благополучно добрел до угла и вышел на тротуар.

Здесь дела пошли хуже. Нужно было пересечь дорогу, чтобы дойти до парка, — но как это сделать? Саша представлял, в каком направлении идти, но в тишине и темноте, воцарившейся в мире, то и дело раздавались звуки, очень напоминающие рев моторов. Да, по Белинке автомобили гоняли ночью, конечно, реже, чем днем, зато с куда большей скоростью, — и как умудриться перейти на противоположную сторону, когда не видно ни этих машин, ни светофоров, ни вообще чего бы то ни было?!

Несколько раз Саша уже готов был ринуться вперед, но почти сразу ощущал резкое дуновение и рев, означавшие, что вот только что мимо промчался автомобиль. Шагни он на дорогу — и одним савватистисом стало бы меньше…

Хотя им и сейчас меньше. Толку-то от савватистиса, который нерешительно топчется на месте! Надо идти. Во что бы то ни стало!

И в это самое мгновение от его ног протянулась вперед слабо светящаяся, но отчетливо различимая разноцветная мозаика, которую он уже видел однажды.

Дромос! Это высветился дромос, указывая ему путь!

Стоп. Ангелина Богдановна предостерегала: «Не ходи на дромос!»

Ладно. На дромос он не пойдет, но дорогу-то пересечь всяко надо. Придется сделать вот что…

Саша рванулся вперед, стараясь бежать как можно ближе к дромосу, чтобы не сбиться, но все же не наступая на него. Машины, это было слышно, пролетали и впереди, и позади, и за спиной, но он был вполне цел и жив, когда ощутил под ногами не асфальт, а траву газона.

Ага! Получилось! Еще несколько шагов — и он окажется в парке.

Оглянулся на дромос — и отпрянул: мозаичная дорожка горела мутным красно-черным пламенем, не дающим ни жара, ни дыма, однако Саша точно знал, что это пламя чьей-то ярости. Кажется, он даже слышал какой-то звук, напоминающий не то сдавленное разочарованное рычание, не то злобный приглушенный клекот…

Да, не вспомни он о предупреждении Ангелины Богдановны — что же было бы?! Даже подумать об этом страшно… а впрочем, какой смысл переживать из-за того, чего не произошло?

После того как зловещее пламя погасло, тьма показалась еще более непроглядной. Однако ненадолго. Впереди забрезжило что-то призрачно-серебристое, и чем дольше Саша всматривался в этот свет, тем отчетливей видел, что его источают довольно странные предметы, собранные в парке. Среди них были кресты, тумбы, какие-то статуи…

Стоп. В парке Кулибина ничего подобного не было! Там была детская площадка с качелями, горками и домиками. А здесь что-то совсем другое… Куда он забрел? Заблудился?

«Да ведь это же надгробия!» — внезапно догадался Саша. Он заблудился, да, но не в пространстве, а во времени: попал не в парк Кулибина, а на Петропавловское кладбище, каким оно было раньше, давным-давно!

Дрожа от прохладного ветерка и, конечно, от страха, Саша осторожно брел по дорожкам среди оградок и надгробий и растерянно вглядывался в имена похороненных здесь людей. Некоторые разбирались с трудом, но некоторые читались легко: городской голова Федор Петрович Переплетчиков, поэт Леонид Григорьевич Граве, Иван Петрович Кулибин, мастеровой, Акулина Ивановна Каширина, Федор Матвеевич Пулби, Иван Алексеевич Афанасьев, Адольф Фердинанд Стенстрем, купец второй гильдии Светлан Степанович Богров, литератор Александр Серафимович Гациский…

Гациский! Саша встрепенулся, словно доброго друга встретил! Положил руку на овальную вершину замшелой гранитной тумбы, на которой было начертано это имя, и прошептал:

— Здравствуйте, Александр Серафимович! Здравствуйте, савватистис!