Большая книга ужасов — 81

Машина щелкала колесами на камешках и выбоинах. За окном мелькали пейзажи. Все больше поля. Тянулись болота. Унылые и неприятные. Мелькнул перелесок.

Санечек рассеянно смотрел на дорогу, поглаживал руль, рассказывал…

– Петька у нас постоянно в истории попадает. Ему стоит шаг ступить – и все, попал. Историй тьма. Ну вот такая, например. Повадился он как-то уроки не делать. Тетрадки под кровать забрасывал, а матери говорил, что в школе забыл. И вот однажды ночью слышит Петька, под кроватью шуршит что-то. Шуршит и тихо скребется. Решил он, что это мышь. Захотел поймать. Сунулся под кровать. А оттуда на него два кровавых глаза смотрят. С испугу упал Петька на пол и на кровать не поднялся. Думали, все, помер. Но выбрался. Тетради только перестал кидать под кровать. За батарею сует. Теперь у нас трубы булькают.

Опять болотина вылезла. Кочки торчали, будто макушки лешаков, протянувших корявые лапищи. А приглядишься, и не лапищи вовсе – ветки. И не лешие, а прошлогодняя трава. Деревья были все тонкие, словно недокормленные – осинки, березки, лысые елки.

– Или вот, – опять заговорил Санечек и погладил приборную панель. – Принесли родители как-то новый ковер. Большой, красивый. С красным узором. Расстелили на полу. Сидел Петька на нем, смотрел, смотрел. А как только родители ушли, раз, и бухнулся башкой о красный рисунок. О самую его серединку. И ковер тут же сожрал его. Разом втянул в себя. Только ноги взлетели. А носки у Петьки, между прочим, были дырявые. И грязные. Конечно, ковер подавился. Выплюнул его обратно. Помял слегка. И носок отобрал. Тот, что с дыркой. Теперь Петя ходит в разноцветных носках. Чтобы, если у него что стащат, было бы не так обидно.

Петька старался не шевелиться. Он бы ноги спрятал под сиденье, но в машине прятать их было некуда. Да и незачем: он был без носков, в одних кедах. Так надежней.

– О! А еще был случай! – Санечек снова провел ладонью по приборному щитку, вытер пальцы о колено, понюхал. – Лег Петька как-то спать злым. Конфет ему не хватило, вот он и разозлился. А проснулся с треснувшими глазами. Через эти трещины у него мозги видно было. Три дня ходил зажмурившись, чтобы последний ум не потерять. Потом вроде отлегло.

Болото за окном сменилось лесом. Он жадно выплеснулся на обочину, зачастил высокими соснами и так же разом схлынул, уступив место заросшему полю.

– Ну а совсем треш был, когда Петюня решил похозяйничать, – сообщил Санечек и сам хохотнул от своей шутки, – и сунулся со спичками к плите. Полыхнуло так, что окна вылетели. Погорели вчистую. А вы знаете примету? Там, где дом сгорел, другой ставить нельзя. Особенно нельзя яблоки есть с тех деревьев, что вокруг сгоревшего дома растут. Ядовитые они. Соком злым напитываются, а потом этот сок в людях расползается, в сердце проникает, и становится человек злым. Чего у нас вокруг столько злых? Потому что в войну дома горели, на их месте новые строили. А яблони оставляли. Потом люди ели яблоки и нахваливали, какие вкусные. Петька у нас тоже яблок обожравшийся.

– И ничего я не обожравшийся! – буркнул Петька, прилипая взглядом к стеклу. За окном все еще тянулось поле. На горизонте его сторожил лес.

Леночка, весь рассказ сидевшая, вывернув шею, засмеялась. Смех у нее был странный. Она морщила лицо, трясла головой и начинала подсмеиваться. Петька от этого еще больше мрачнел и принимался тянуть воротник куртки на уши. Уши пунцовели, выдавая хозяина. Мол, мог, мог все это он сделать – и тетрадки под кровать, и яблоки съесть, и дом сжечь.

Витек осторожно усмехнулся, отодвинувшись. Он умел быть чуть в стороне.

Родителям было сказано, что ребята отправились путешествовать. На самом деле, Санечку очень хотелось побыть с Леночкой. С Леночкой, с Леночкой, согласились родители. А еще с Петечкой. Узнав о свалившемся на него счастье провести несколько дней с братом, Петька кинулся к лучшему другу Витьку. Так в одной машине их оказалось четверо. Впереди Санечек с Леночкой, а сзади Витек с Петькой. Хотели за один день из Петрозаводска доехать до Лодейного Поля и оттуда вернуться уже домой.

Ехали второй час. За окном мелькали чудные названия. Река Орзега и Педай, Уйка, а за ней деревня Педасельга. Дорога временами тянулась вдоль Онежского озера, иногда вперед выступал лес, следом за которым разливались разноцветные поля.

Санечек поначалу болтал только с Леночкой, но потом начал травить байки. Все больше про брата. Петька мрачнел, тыкал пальцем в стекло перед своим носом. Витек приятеля жалел, но не сильно. От Санечка могло и прилететь. Становиться героем его рассказов не хотелось. А еще не хотелось, чтобы Леночка смеялась. И все время поворачивалась в их сторону. Чего она башкой вертит? Лысой станет. Вот так еще немного потрет затылком о подголовник и последние волосья потеряет.