Для полного совпадения с пространством Фею надо было надеть фартук – красная кастрюля в белый горох, в руках тарелка и вилка с наколотой картофелиной.
Марта взяла кочергу, взвесила в руке. Подошла к двери, взглядом оценила набор сапог.
– Ты куда? – повторил Тришкин.
Маленькие Славкины были на Славке. Мама уехала в своих. Осталась пара очень больших и одинокий коричневый без пары. Глянула на ноги Фея. Он был в калошах. Зеленых. Не по размеру. Вроде еще должны были быть Мартины сапоги, но они ушли.
Пришлось влезть в очень большие.
– Опять в баню? – Фей избавился от тарелки и вилки, осторожно прикрыл кастрюлю крышкой. – Не ходи. Там нет ничего.
Марта кивнула. Нигде ничего нет. Жить надо по правилам. И попавшего в беду бросать. Потому что сделать ничего нельзя.
Ноги в сапогах немного потерялись. Надела куртку. На вешалке среди платков выбрала шапку. Платок сползет. Шапка надежней. Сунула кочергу под мышку. Проверила телефон. И правда восемь вечера. Связь есть. Звони кому хочешь. Только звонить никому не хочется.
– Ташка, подожди. Не надо.
Слова Тимофея были похожи на кастрюльный горох – ничего не значили.
Марта вышла на террасу. Здесь было светло. Восемь – не ночь. Да и ночи тут белые.
Увидела кошку. Серую. Зверек метнулся через террасу и затих у двери. Чуть звякнуло стекло. Послышался смех. Или это ветер так свистнул в трубе?
Марта удобнее взяла кочергу. Зря она, что ли, в этой истории появилась. Пускай послужит делу.
У двери кошки не обнаружилось. Сбежала или улетучилась.
Удивительное дело, но в этой деревне почти не было собак. Была одна около дома того самого купца, на экскурсию к которому звал Фей, но печальная псина почти не гавкала. Сидела у крыльца. Или не сидела у крыльца. Короче, ее почти не было видно. И кошек тоже не было.
Может, по домам прятались? Знали, что по дороге ходит коварный кошкодав. Он хватает животных на улице и сразу делает из них шапки. Или воротники. Все знали, чем прогулки заканчиваются, и не высовывались.
Марта спустилась с крыльца. Дождь сразу застучал по капюшону. Дошла до калитки. Она скрипнула. В этом скрипе Марта опять услышала смех.
– Подожди!
Фей нарисовался в дверях, в руках держал кастрюлю в петушином полотенце. Марта повернула от калитки направо. Она помнила, откуда выехала тогда машина. Третий двор. Должны быть следы.
– Ты куда идешь? – погнался за ней Фей.
Марта с наслаждением шагала по лужам. И чего она раньше не переобулась? Дядя Коля прав, в деревне надо ходить в правильной обуви.
Вновь мелькнула кошка – она проскочила по забору и нырнула в проулок впереди.
– И зачем тебе кочерга? – крикнул Фей. – Она наша.
Или все-таки галоши удобней? Не так ногу оттягивают? Вон как Тришкин ловко бежит. Бежит и бежит, уже почти догнал. А нужного поворота все нет. Позавчера ей показалось, что тут близко, метров триста всего. Фей не должен был успеть ее догнать. Но он догнал, а поворот еще не наступил.
– На кладбище? – Фей подстроился под ее шаг.
Вот далось ему это кладбище.
– Почти.
Если считать, что воспоминания – это кладбище прошлого, то она туда. Но потом. А пока – вот он и поворот. Марта сюда никогда и не захаживала. Не сказать, чтобы она вообще была фанатом прогулок по окрестностям. Ну вот к озеру пару раз выбиралась. Знала, где автолавка останавливается. Была у нее экскурсия к бане. А в эту сторону и не поворачивала даже. Знала только, что дальше по дороге деревня с загадочным названием Ажепнаволок. Смех, конечно, но пока произнесешь: «Вы что, из Ажепнаволока?» – все шутки замерзнут.
Отворотка вела к двум домам. Боком к дороге стояла старая завалившаяся изба. Карелы гордились своими высокими трехэтажными хороминами, с красивым балкончиком под козырьком мансарды. Когда такие дома разваливались, их было жалко. Тот, перед которым стояла Марта, жалости не вызывал. Низкий, сильно растянутый в длину, с неожиданным входом по центру. На две семьи, наверное. В окне справа еще держалось стекло, и как раз через него было видно, что пол в комнате вздыблен. Словно огромный подземный кит решил пробить землю, ударил горбом снизу, прошел через доски пола и застрял. Второй домик был крошечный, двухэтажный, покрашенный в веселый розовый цвет.
Марта посмотрела по сторонам. Шуршал дождь. Больше никаких звуков не было. Деревня ей нравилась все больше и больше. И чего она дома сидела, скучала столько дней? Вон сколько развлечений. Хорошее место. Веселое. Люди беззаботные. С лембоем поцапались и дальше живут. Нет, уезжать отсюда рано. Это же настоящее приключение, приплывшее на спине дохлого мамонта.
Позвала:
– Кис-кис-кис.
Не нравилась ей эта кошка. Кого-то она цветом шкуры ей напоминала. Мать, что ли?
Фей вздохнул, обозначив свое местонахождение. Звякнула крышка на кастрюле.
– Таш, ты чего? Ты чего, Таша? – пробормотал он. В голосе у него явственно читалось тоскливое желание смыться.
«Вот когда я стану “Ташей”, тогда и буду “чего”», – мысленно ругнулась Марта и пошла к развалившемуся дому. Дверь тут стояла нараспашку: входи кто хочет. Марта хотела. Тришкин нет. Она и вошла, вгляделась в черноту, пахнущую гнилым деревом.