Все вокруг было как раньше – деревья, кусты, палая листва, розетки папоротников. И снова воздух дрогнул, отталкивая Марту. Она попятилась. За спиной был ручей. Нет, купаться ей больше не хотелось.
Бух. Земля под кроссовками поехала. Или это Марта заскользила от нового удара – прошлогодняя листва работала как отличная поверхность для катания. Еще бы кеды – вообще можно ехать без остановки.
Но Марта остановилась.
Он был рядом. Тот, кто ее выгонял. Тот, кто имел власть забрать Славку. Марта погрозила кулаком.
– Я его все равно заберу! – крикнула.
И ее накрыл новый удар. Резь в глазах, ушах, боль в плечах, неприятный хруст в шее.
Марта поняла, что идет. Хорошо так идет, уверенно. Деревья с кустами обходит. А потом тем же маршевым шагом топает по старым грядкам, огибает кривое пугало и останавливается.
Дом. Самый обыкновенный. Пятистенка с террасой. Смотрел он на нее задней частью, стороной спальни. Просто стоял и просто ждал. Окно было закрыто. И в этом окне горел свет.
– Мама? – обрадовалась Марта.
Она помчалась кругом, ворвалась на террасу, грохнула тазом. На кухне тоже горел свет. И первое, что Марта увидела, – бабку, копошащуюся около печки. Из-за плеча у нее торчало что-то круглое и сетчатое. В печке трещал огонь. Около печки лежали поленья. Марта ахнула.
– Ой, – дернулась бабка, заметив Марту. – Испугала.
Марта икнула. Хотела сказать, что это ее испугали, но не смогла. Икота повторилась, заставив содрогнуться всем телом.
– Замерзла? Иди к огню, погрейся.
Бабка отодвинулась, в руке у нее обнаружился Славкин сачок. Марту приморозило к полу. Она вдруг почувствовала, что кроссовки и джинсы у нее мокрые и что она действительно замерзла.
– Печь-то давно не топили, еле занялось, – повернулась к стреляющему огню бабка и сунула в него ручку сачка. – А дрова я с собой принесла. Не переживай. Кочергу только не нашла. Чем было, тем и ворошу.
Марта прислушалась к себе – вроде как она и не начинала переживать. Икнула.
– А ты же Марта, правильно? Матренина внучка? А я баба Оля.
Баба Оля, баба Оля… Где-то она слышала это имя.
– Иди, иди, грейся, – позвала бабка, отодвигаясь от огня. Постучала занявшимся древком сачка, сбивая пламя, и поставила его к боку печки.
Пропал сачок, Славка расстроится.
– Сейчас дом прогреем, лучше станет, – не унималась бабка. – А окно Колька поставит. Ему только замерить надо.
Марта посмотрела на разбитое окно и снова вздрогнула – оно было заставлено большой разделочной доской. Выглядело это жутко.
– Дрожишь вся. Давай к огню, – звала бабка.
Марта сделала шаг к печке. Из зева тянуло долгожданным теплом – в глубоком печном нутре, чисто выметенном, хорошо горел огонь. Дым устремлялся к выходу, где его перехватывала вытяжка – Марта видела, как серые клубы утягивает вверх.
За спиной звякнуло. Марта икнула и только тогда смогла оторвать взгляд от завораживающего танца огня и дыма. Бабка подметала. Стол и стулья уже стояли на месте. Еще и тепло. Прямо можно жить.
Марта снова икнула. Сколько времени-то? Она обед не пропустит?
– Мы все правильно сделали, – заговорила бабка. – Правильно. Если бы ты знала, поняла бы.
– Что знала?
Вроде бы и хорошо, и тепло, но икание не проходило. Мышцы живота начинали болеть.
Бабка сбросила осколки в печку, проследила, чтобы загорелось. Горело хорошо, с потрескиванием. Подбросила еще пару полешек, подтолкнула сачком, выставила на загнетку чугунок. Марта завороженно смотрела на ее движения. По-деловому, без лишней суеты. Ничего не искала, не терялась в пространстве. Как у себя дома.
– Ты бы переоделась да поела, – окинула ее взглядом бабка. – Я смотрю, в холодильнике у тебя ничего нет.
– Мама завтра приедет, – прошептала Марта.
– Вот и ладно, – согласилась бабка и пошла к столу. – Сказали бы сразу, что одни. Сразу видно, городские. Кто ж в деревне детей-то бросает. И покормили бы, и спать уложили.
Бабка махнула полотенцем по столу. Марта моргнула. Она была уверена, что еда появилась после волшебного взмаха. Черный хлеб, сыр, колбаса, яйца.
– Переодевайся, переодевайся. Сейчас чай будет.
Марта отправилась в спальню. Тут все было перевернуто. Словно они только что вышли.
По спине прошел озноб. Марта икнула и стала стаскивать с себя грязную одежду.
– Умойся, – позвала баба Оля, громыхнув чем-то железным. – Лицо и руки.
Марта натянула треники и футболку, вышла в кухню.
– Я тебе тут развела.
Баба Оля показала на ведро и стала в него кружкой лить воду из чугунка. Кружка мистически курилась парком.
– С мылом мой. Все потустороннее надо с себя смыть. Одежду тоже хорошо бы сжечь, но это уже как сама решишь.
– А то что? – спросила Марта, подтаскивая ведро к рукомойнику.
Баба Оля пожевала губами и отошла к столу.
– Тут надо все по правилам делать, а не спорить, – заговорила она, перекладывая куски хлеба колбасой и сыром. – Ты к нам приехала, так по нашим законам и живи.
Вода очень даже была теплая и приятная, поэтому бабка могла говорить сколько угодно.
– Все же просто – правила не нарушай и живи спокойно. А раз нарушил – то уж и не жалуйся.