Большая книга ужасов – 86

Молоко, два белых, половинку чёрного… Странно, что Лесной бабки нет. Она знает, что я пошла в магазин – значит, захочет меня проводить. Всегда провожает, ей за это причитается жвачка и пепси. Странный выбор для бабки, но ей нравится. Я её не понимаю, не понимаю, что она говорит, её речь больше похожа на скулёж собаки, а когда сердится – на крики птиц. А вот тётя Ира всё понимает. Если других покупателей нет, она сама выходит нам навстречу и выносит Лесной бабке мятную жвачку и пепси в стеклянных бутылках. Она её совсем не боится и жутковато называет Леночкой.

…А уж потом замечает меня и ведёт в магазин. Когда я её спрашиваю, откуда она знает, как зовут Лесную бабку, и почему Леночкой, ведь она больше похожа на Елену, она отмахивается. Она явно знает, но не хочет мне чего-то рассказывать. Максимум говорит, что Лесная бабка застряла в том возрасте, когда была Леночкой, и Еленой ей уже не стать. Что ж, похоже. Она ведь не злая, просто выглядит жутко. Если бы я могла её нормально видеть, до сих пор бы боялась.

Сама Лесная бабка в магазин никогда не заходит, ждёт меня снаружи и всё норовит отойти подальше от постройки: я её не вижу, когда выхожу. Иногда, если я задерживаюсь, она начинает недовольно по-птичьи кричать и кидать в магазин палки и камни. В окна никогда не попадает, но по стене и особенно по крыше всё грохочет так, что мы выбегаем вдвоём с тётей Ирой, чтобы она только перестала. Тётя Ира начинает выговаривать ей как маленькой: «Леночка, магазин хороший, не надо его обижать»… Я тогда хочу заткнуть уши, но вместо этого быстро прощаюсь, и мы с бабкой идём домой. То есть я иду, она меня провожает. Она никогда не заходит в дома.

Сколько я за ней ни наблюдаю, она либо обходит дома стороной, либо швыряет в них палки и камни. Первый раз напугала, хотя и был белый день.

Я тогда не нашла линзы, это был мой первый день в очках. Старик смеялся: «Глазунья», «Очкарик дядя Шарик», а мне было неуютно, как будто мир стал плоским. Я с утра притащила Санычу полынь, чтобы он разобрался с жильцами, о которых мы забыли вчера, и жаловалась на ночь:

– Там животное на внешней стене. Я была без очков и линз, я влетела в него носом.

– А чего тебя гулять-то потянуло ночью? Да ещё без очков? Надела бы очки – казалась бы умнее.

– Не до шуток, Саныч, они на кухне шумели!

– Не слышал. Ладно, идём, покажешь своё животное. – Он долго вставал на костыли, потом долго скакал из комнаты в прихожую. Я должна была ловко раскидывать всё, что попадается, на пути: табуретки, тапочки… Самое сложное – перешагнуть высокий порожек, костыли и ноги приходилось через него перетаскивать, но в этот раз Саныч быстро справился. Ступеньки. Я выскочила вперёд, распахнула дверь и встала так, чтобы удерживать её открытой и успеть подхватить Саныча, если будет падать. Обошлось.

Потом была дорожка в огород, и костыли увязали в песке, Саныч ругался:

– Что ж тебе, Сова, ночью не спится! Я вот ничего не слышал, дрых без задних ног!

– Вот они и пришли, пока ты дрых. И устроили мне весёлую жизнь. Линзы спёрли.

– Не глупи, Глазунья. Ни им, ни домовому твои линзы не нужны. Сама куда-то сунула.

– Ты что, их защищаешь?

– Я правду защищаю, профессор! Ну и где твоё животное?

Мы стояли в огороде, и старик неловко увязал костылями в глине. На задней стене дома ничего не было.

– Я жду. Ты заставила меня на костылях выйти в огород, чтобы что показать?

Не веря своим глазам, я подскочила к стене и зашарила взглядом туда-сюда, как если бы читала. Я даже ощупала стену, полируя облупленную краску и тревожа пауков в крапинку.

– Посмеяться решила? Думаешь, это весело?

В одной из досок был еле заметный след от ножа.

– Вот! – Я с размаху ткнула в рубец пальцем, не рассчитала расстояние (очки искажают), чуть не сломала палец и взвыла.

– Где?! – передразнивая, рявкнул Саныч. – Где, глазастая? Паучок там у тебя, что ли?

– След от ножа. Оно было здесь, его убрали.

– Что ты на меня смотришь – я не убирал, я еле хожу. И эти за собой не убирают!

И тут по стене дома что-то грохнуло!

Я осовело взглянула на старика, но он только плюнул под ноги и резво ускакал на своих костылях. Грохнуло ещё. По крыше прокатился маленький камешек и шлёпнулся почти мне под ноги. Я рванула за Санычем. На повороте он замешкался, перекрыл мне дорогу, я споткнулась о костыль, полетела носом в землю – и вовремя: камень просвистел прямо надо мной.

– Ленка, не балуй! – Старик пригрозил костылём кому-то невидимому, наступил тем же костылём мне на руку, я отдёрнула, опять полетела носом… Когда я поднялась, Саныч уже стоял у забора и разговаривал с Лесной бабкой.