В доме уже пару недель никто не живёт, а мне всё время кажется, что дети медсестры стоят по ту сторону забора и смотрят на меня. Лучше бы целились из рогатки или камнями кидали, как Лесная бабка, мне было бы легче. Но они молча стоят и смотрят на эту московскую, которая убила их мать.
Когда у старика стало получше с ногой, я засобиралась домой. Мои уже выздоровели и даже откарантинили и вышли на работу, а ещё мне не давала покоя эта односторонняя ссора с Алисой. Она не брала трубку, и сообщения уходили в никуда.
Старик уже ловко скакал на костылях, и сам стал меня выгонять: «Давай домой, нехорошее здесь место» – как будто до меня ещё не дошло, что это за место. Он даже сам договорился с Мариной – медсестрой из поликлиники, у которой был мотоцикл, чтобы та отвезла меня в город.
Вызывать такси я уже не пыталась: у чокнутого дерева поперёк дороги был свой график, и я не сомневалась, что мы зря потратим время и не уедем. А на мотоцикле можно и объехать через лес, это Саныч хорошо придумал.
Усаживаясь в коляску мотоцикла, я думала: «Наконец-то!» – и ещё мне не верилось, что я правда уеду. Каждый раз, когда я пытаюсь уехать, происходит что-нибудь не то.
Старик насовал мне в ноги банок с огурцами, пакетов с травами и переживал, как я буду с ними в электричке. Марина ворчала, что коляска отвалится от этого веса, тётя Ира тоже сунула мне сумку с какой-то едой, а Лесная бабка стояла рядом и махала, пока мы ещё собирались. Эта суматоха здорово успокаивала, казалось, что всё как обычно, что я нормальный человек, уезжаю из нормальной деревни в нормальный город и обязательно доеду нормально.
Когда отъехали, я уже совсем успокоилась. Лесная бабка и тётя Ира мне махали, старик не мог со своими костылями, стоял так. Марина вела мотоцикл по пыльной дороге, и в стекло коляски летел песок. Жутковато, если честно. Знаешь, что в лицо не получишь – но летит-то в тебя! Я натянула брезент по самый нос, чтобы не видеть и не дышать песком. Было вообще-то жарко, и очень скоро я сварилась под тем брезентом, но мы к тому времени уже выехали на асфальтированную дорогу, и в лицо особо ничего не летело.
Марина так и не сменила медицинскую робу («А что тут ехать-то – полчаса, да обратно столько же! Дольше переодеваться!»), и с чёрным шлемом она смотрелась смешно: то ли врач, то ли омоновец. Картину портили несолидные белые тапочки, они мне будут сниться, эти чёртовы тапочки, ещё много лет. Без пятки, в мелкую дырочку. Наверное, в любой поликлинике мира каждая вторая медсестра ходит в таких. Не знаю, удобно ли водить в них мотоцикл, но смотрятся они на нём очень странно.
Древний мотоцикл тарахтел на всю округу, поэтому ехали мы молча: не поболтаешь. Да и не хотелось болтать. Я смотрела на дорогу сквозь грязненькое стекло и ждала того чокнутого дерева. Я знала, что если оно на месте, мы просто объедем его – эта драндулетка спокойно пройдёт по лесу, – а всё равно смотрела вперёд на безупречно-серую дорогу и ждала.
Марина вела быстро, наверное, тоже боялась чёртова дерева, а может, просто спешила вернуться на работу. Деревья мелькали по обе стороны дороги. Ещё метров сто… Или километр… На дороге, где всё одинаковое, не очень-то легко ориентироваться, особенно если ты не за рулём, да и едешь раз, наверное, в третий. Обычно чокнутое дерево лежит недалеко за перечёркнутым указателем «Берёзово». Указатель мы проехали секунд десять назад, одиннадцать, двенадцать… Я досчитала до ста, но дорога была ровной.
Я даже не поверила: неужели эта тварь меня отпускает подобру-поздорову? Может показаться, что я накручиваю из-за прошлого печального опыта, но я правда думала, что все мои попытки уехать обречены. Не знаю, что такого надо от меня жильцам или самой деревне – то, что она живой организм со своими заскоками, я уже не сомневалась. Но мне казалось, что она меня не отпустит.
А дорога была ровнёхонькой, без единого камешка, и место подлого дерева осталось далеко позади. Я уже видела купола церкви впереди, когда Марина крутанула руль.
Я даже не сразу разглядела, что это за чёрная пропасть прямо перед нами. До сих пор не могу понять, откуда она там взялась, на новёхонькой дороге – эта огромная яма-трещина!
Сквозь рёв мотора я слышала, как охнула Марина, прежде чем завернула руль.
На секунду мир перевернулся: асфальт оказался наверху, небо внизу, в стекло шлема мне прилетел пакет от тёти Иры, он заглушил удар банки, которая последовала за ним. Я почувствовала, что падаю, пакет соскользнул, банка звонко разбилась об асфальт – почему-то в стороне. В рёбра мне ударило что-то твёрдое, и небо исчезло.
Я лежала на боку, уставившись в тёмную стенку ямы и зачем-то вцепившись в мелкий гравий пальцами. Было почти темно, только где-то в ногах пробивался свет.