Большая книга ужасов – 86

Когда уже давно стемнело, моё окно осветила фара мотоцикла: сосед дядя Коля приехал с работы. Он остановился у нашего двора: значит, отец с ним. Они в одном месте работают, чего ж не подвезти. Я встал, принёс наконец из коридора свои зафутболенные тапочки и пошёл встречать. Перешагнул через высокий порожек, вышел в коридор, включил свет. Отец открыл дверь, на меня пахнуло морозным воздухом, в коридор влетел морозный пар. Я закашлялся.

– Ну-ка брысь в кровать! – рявкнул он, замахнувшись на меня чем-то белым и меховым.

От неожиданности я отпрянул, споткнулся о порожек собственной комнаты, да так и растянулся на полу.

– Ну что ты тут по полу валяешься, иди в кровать, кому сказал!

Я торопливо поднимался, соображая про себя, что не так. А не так было всё. Отец со мной никогда так не разговаривает: случилось что?

– Ты чего, пап? Из-за мотоцикла, да? А в милиции был?

– Можно мне разуться спокойно и пожрать?! Был. Сказали «будем искать», как будто будут. – Лицо у него было злющее и какое-то странное. Я таращился, стоя у порога, не решаясь ни выйти, ни остаться. Отец выглядел усталым, но дело не в этом: лицо было каким-то чужим, может быть из-за разбитой брови… Точно, бровь! Вчера эти здорово разбили ему бровь, а теперь на том месте не было и следа. Я шагнул к нему навстречу и уставился в лицо: как такое может быть? Такие раны не заживают за сутки, они и за месяц-то не очень, всё равно остаётся шрам.

Отец перехватил мой взгляд, и на переносице у него собралась нехорошая складка:

– Что?

– Твоя бровь зажила…

– Какая ещё бровь, дай человеку в себя прийти! – Он разулся, прошёл мимо меня на кухню, бросив в прихожей что-то белое. Я проследил взглядом и наконец разглядел: заяц!

В освещённой прихожей, в углу, куда мать сумки сваливает, когда приходит из магазина, лежала белая тушка зайца. У него были удивлённо вытаращенные глаза, как будто он не понимал, куда попал, и пасть, распахнутая в жутком незаячьем оскале, как у хищника. Я, конечно, видел раньше зайцев, но не так близко и не так жутко. Не знал, что у них такие длиннющие зубы и такие огромные тёмно-коричневые глаза.

Ленка тоже увидела. Подбежала с восторженным воплем, но отец её отогнал:

– Отойди, укусит!

Заяц лежал безжизненной тушкой на полу. Его задние лапы были растопырены в разные стороны, как будто он ещё готов бежать.

– Он что, ещё жив?

– А чёрт его знает! Попал в луч фары, да так и бежал перед нами, пока не задавили. Дурные они всё-таки…

Мать вышла в коридор, взяла Ленку на руки и носком тапочки потрогала зайца:

– Что будешь делать?

– Шапку. Кормить будут?

– Убери его. – Мать зазвенела на кухне посудой. – Скоро малыши придут, а у нас тут…

– Да что ж это делается-то! – Отец выскочил в тапочках, подхватив в прихожей тушку зайца, выбежал на улицу, хлопнув дверью посильнее. Мать выглянула ко мне в коридор:

– Вы что, поссориться успели?

Я покачал головой:

– Я думал, вы успели.

Мать засмеялась, но легче мне не стало. К тому же разболелась голова: Галина Ивановна предупреждала, что к вечеру температура поползёт вверх. Я сел на свой высокий порожек между коридором и моей комнатой и таращился на дверь, пока отец не вошёл. Он раздражённо глянул на меня (бровь была совершенно целой) и рявкнул:

– Туда или сюда?!

– Не решил ещё… Ты из-за мотоцикла, да?

– Что? – не понял отец. Он правда не понял или притворяется?

– Злишься на меня.

– Никто на тебя не злится, просто не торчи тут уже, иди или туда, или сюда! – Он говорил это так, будто сейчас на меня набросится. Наверное, всё-таки из-за мотоцикла.

– Не расстраивайся, может, ещё найдут. – Я встал и пошёл к себе. Всё-таки температура поднималась.

Лёг и выключился, и всё равно в полусне слышал, как на кухне переругиваются родители: мать была недовольна принесённым зайцем, отец, кажется, вообще всем был недоволен. Потом захлопала входная дверь: это соседские дети бежали к нам смотреть «Спокойной ночи». Они галдели, смеялись. Я хотел крикнуть соседскому Вальке, чтобы взял мою старую клюшку, но подумал, что его мать может не пустить, решит, что я заразный, хотя это не так. Лучше потом, когда поправлюсь.

…Их матери болтали с моей на кухне, и каждая считала своим долгом высказаться по поводу нашего бедного мотоцикла. Думаю, мать тоже была не в восторге от этих разговоров. Отец громко возился в сарае, стоящем вплотную к дому, прямо у моей стены, и я слышал всё.

Как отец шарил по стенке, перебирая висящие на гвоздях инструменты: у нас нет никакой скотины, и на охоту отец тоже не ходит, я вообще не думаю, что он умеет разделывать туши, а инструмента для этого и подавно нет. Значит, будет импровизировать. Как будто подслушав мои мысли, отец хлопнул дверью, прошёл к дому, скрипя снегом под моим окном, вошёл:

– Дай нож поострее.

Мать молча и торопливо зазвенела столовыми приборами, вынесла в коридор какой-то нож, он отцу не понравился:

– А нормального нет?

– Этот самый острый. Хочешь, сам посмотри.